– Вы должны знать, что я более не ночую во дворце.
– Думал, вы сделаете исключение… – Дзабанайя улыбнулся еще ласковее, чтобы смягчить исходящий от советника холод. В его глазах стоял немой вопрос.
– Нет, – развел широким рукавом Илла, держась одной рукой за трость. Затем добавил чуть мягче: – Но вы можете навестить меня в моем доме сегодня, ближе к полуночи. Если у вас при себе, конечно, не будет ни нелепых даров, ни наемника-криоманта под видом прислуги.
– Что вы, достопочтенный Ралмантон! Что вы! В такое непростое время мне, как послу того королевства, которое стремится наладить теплые, союзнические отношения с Элейгией, угрожать лицу, стоящему за спинкой трона, было бы безрассудно!
Советник на это лишь криво усмехнулся и продолжил идти к канцелярии, где заведовали вороны. А Юлиан еще раз отметил, что Илла и Вицеллий были на удивление схожи характерами.
– У вас остались вопросы, почтенный Мо’Радша, или я могу наконец приступить к своим делам?
– С удовольствием принимаю приглашение! – торопливо проговорил посол. – Правда, хотел бы отметить, что вы очень храбры: в такое неспокойное время жить так далеко от дворца…
– В комнатах моего дома безопаснее… и тише, чем в дворцовых.
– Ах, замечательно! – морщинки вокруг глаз посла разгладились, и Дзабанайя приободрился. – Тогда до встречи, достопочтенный Ралмантон.
И как можно величавее Дзабанайя Мо’Радша, посол Нор’Мастри, удалился к лестнице и пошел вверх по ее белокаменным ступеням, пока не пропал в шумном коридоре на втором этаже.
* * *
В немом восхищении, на время сменившем собой угрюмость, Юлиан весь день проходил в составе свиты Иллы под алебастровыми куполообразными потолками. От пола вверх тянулись фрески черных ветвей платана. Меж них, будто настоящие, скользили нарисованные красно-золотые ленты, и Юлиан, не веря своим глазам, один раз даже дотронулся до них, проверяя – уж настолько живо они были созданы рукой художника.
Веномансер Дигоро без устали принюхивался, присматривался и вел себя как сторожевой пес. Все предметы, которые попадали в руки Илле, будь то писчие перья или бумаги, он проверял своим чутким носом и только потом передавал хозяину. Не так представлял себе Юлиан настолько уважаемое ремесло, как веномансия. Не думал он, что, столько лет потратив на изучение сложного искусства, его уделом станет водить носом по дорожке перед господином. Дигоро ничего не объяснял и вообще старался не замечать раба, видя в нем претендента на свое место. Но после приказа Иллы, который обратил на это внимание, стал подсказывать.