«Вот еще… Жизни мимикам не дают, а все одно – монет хотят!» – вполне здраво рассуждал Момо.

Скинув расписной халат прямо посреди шатра, он набрал теплой воды и снова занялся лежачим раненым.

Пока все лары бились у змеиного дворца, желая поживиться его несметными богатствами, Момо лечил Юлиана. Лечил, правда, на свой лад. Он был брошенным в нищете ребенком, поэтому всю жизнь поневоле осваивал искусство врачевания, лишенное той позолоты, какой владеют целители во дворце. Зато его методы были действенные. Он удивительно быстро приноровился извлекать болты ножом, хотя и не был уверен, что достал все до единого, так как все вокруг быстро залила ало-красная кровь. Он поливал сверху водой, но кровь пробивалась из раны толчками. Затем Момо взял набор портного, чтобы заштопать господина так же, как штопал на днях его плащ. Перед этим, однако, следовало обеззаразить раны. Понимая, что принесенного слугами кубка не хватает, юноша решил забраться в сундуки. Там он нашел, где хранились кувшины с изысканнейшим вином Юга. Достал один. Впрочем, сначала прихлебнул из него разок, второй, третий, чтобы проверить, достойное ли оно. Решил было, что пора взяться за раненого, но вино оказалось столь божественно, будто напиток Праотцов, что только на половине содержимого Момо сообразил: от беспокойства он слегка увлекся…

Позже он заметил еще один торчащий наконечник. Поддел его ловкими пальцами, потом плеснул сверху винцом, чтобы след не загноился. Так он и сидел весь в крови и вине, пока кувшин не опустел. Тогда Момо распечатал следующий, припал и к нему, рассуждая, что надобно сначала удостовериться, что ничего не испоганилось, и снова стал лить: то на рану, то в себя.

Так и выхаживал он Ралмантона, пока не захмелел и не уснул.

Посреди ночи он пробудился от сильнейшего шума дождя. Потерев сильфовский фонарь, мимик удивился тому, как спокойно спит Юлиан. Грудь его равномерно поднималась и опускалась.

«Значит, хорошее вино!» – сделал умные выводы Момо.

Рука его настырно потянулась к еще незаконченному кувшину. Впрочем, он разумно рассудил, что раз жизни почтенного ничего не угрожает, то расход напитка на того потребуется малый. Поэтому он заботливо укрыл Юлиана одеялом, а остальное вино залил себе в рот, также рассудив, что раз кувшин распечатали, то его надобно закончить. И, откинувший от себя всевозможные невзгоды, он снова забылся крепким сном.

* * *

В шатре обосновалась полутьма, редкий луч света проникал сквозь вход. Не зная, утро сейчас или день, Момо потянулся и причмокнул от винного послевкусия. Убедившись, что Юлиан жив, он отправился на поиски съестного. В животе у него сильно урчало. Он ненадолго заглянул к дозорным, где угостился чужим хлебом, сыром и сушеным виноградом, а затем и вовсе умыкнул чью-ту рубаху, которая сушилась на веревке у костра.