Больше не глядя в сторону бледного собеседника, архимаг покинул шатер. За ним последовали и молчаливые маги, пребывавшие в смятении. Стоило им всем уйти, как Момо почувствовал, что у него предательски подкосились ноги – он рухнул на колени. Затем судорожно вздохнул, не веря, что у него получилось. Стало быть, никто не заподозрил, что под разбросанными вещами ковер покрыт кровью, а сильфовский светильник был погашен нарочно.

– Старик слеп… – шепнул он, вспоминая затянутый бельмом глаз мудреца.

Затем Момо пошел в комнатушку, где безмятежно лежал Юлиан, и упал рядышком, чувствуя исходящую от земли сырость. Его пробила дрожь от того, как сильно ему повезло. Постепенно страх сменился сомнениями, а там уже и уверенностью, что архимаг совсем не умен. Старый, дряхлый, никакой величественности! И вот юноша уже улыбался, гордый от того, как провел неразумного старца с его толпой разъяренных демонологов, которые походили на лысых чертей. И чего он боялся этих доморощенных? Да они дальше собственного носа не видят!

– Ха-ха! Магия есть, а ума, чтобы излечить глаза, нету!

Вот он какой – Момо! Почти как настоящий Момий Столр, победитель драконов, как его величала тогда Лея. Ах, Леюшка… Он все чаще вспоминал ее, желая свидеться, коснуться ее белой кожи. Помнит ли она его? Хотя, конечно же, помнит, как иначе? И Момо, распечатав еще один кувшин, на этот раз в полной уверенности, что он это заслужил, снова уснул опьяненным. Ему казалось, что когда он расскажет Ралмантону, как спас того дважды, то его обязательно похвалят!

Глава 12. Клеймо

Глава 12. Клеймо

Между тем Элегиар с нетерпением ждал известий. Почти вся родовая знать покинула его, поэтому распри поутихли, интриги измельчали. Общая цель часто сближает людей разных взглядов, в то время как ее отсутствие всегда приводит к беспорядкам и вольнодумству. Так и Оскуриль сидела, склонив милую головку, и читала Ее Величеству стихи. Они были вдвоем, если не считать немых рабынь, замерших подле стен. В книгу девушка, однако, не глядела, напевала по памяти, а сама мыслями находилась вдали от дворца.

– Разве же там море, а не воды? – удивилась королева.

– Ах, Ваше Величество, – очнулась от раздумий Оскуриль и мягко улыбнулась, покрывшись румянцем. – Прошу, извините меня. Я ошиблась.

– Ты в последнее время так рассеянна, дитя, будто душа твоя где-то бродит. Уж не в Нор’Алтеле ли она?

Оскуриль покраснела еще сильнее.

Расценив это как скромное признание, Наурика радостно вздохнула. Ей нравилось облагодетельствовать свое ближнее окружение, потому что она пребывала в уверенности: лишь ее умелая длань способна сделать всех счастливыми. Пеклась она и о счастье Юлиана и Оскуриль. Конечно, королева заметила, что огонь страсти в навещавшем ее Вестнике давно потух. И хотя тот уверял, что она до сих пор обольстительна, но по глазам было видно, что он пытается ее успокоить, убрать переживания о подступающей старости. Увы, даже толпа магов не могла вновь сделать ее кожу цветущей. Ей давали пилюли из сильфии, которая ныне почти исчезла с лица южных земель, ее поили кровью мимиков – существ редких, способных обращаться в молодых девиц даже в старости, ее купали в молоке коз-первородок.