Впервые о нем заговорил домограф из горной деревни, где обнаружилось месторождение. Исследования провести не успели. Безлюдь был разрушен вскоре после того, как домограф обнародовал свои наблюдения. В том обвинили промышленников Пьер-э-Металя, заинтересованных сохранить господство на топливном рынке, что усилило раскол между территориями. О ржавом угле больше никто не упоминал.

Долгие годы Ржавый дом существовал как один из бесполезных безлюдей, что проросли на марбровской земле как сорняки. Город признавал только один ресурс – мрамор, остальное его не интересовало; зато интересовало дотошного домографа из Пьер-э-Металя.

Рин помнил тот исследовательский азарт, с которого начинались поиски, и тревожное волнение, овладевшее им, когда он увидел безлюдя воочию; и приятное предвкушение, что возникало в нем всякий раз при встрече с Ройей. Сейчас, снова оказавшись перед дверью, Рин испытывал странную смесь из всех этих чувств. Он пришел за ней, за домом, пришел со свободой для них двоих.

Он был уверен, что застанет Ройю в безлюде; она редко покидала его стены, а если такое случалось, то не уходила далеко. От скуки часто сидела у окна, поэтому замечала его сразу и встречала у порога, радостная и взволнованная до румяных щек. А безлюдь всегда приветствовал его, качая дверью на петлях, будто зазывая поскорее укрыться в тепле.

Но теперь его не ждали здесь. Снова постучав, Рин прислушался – ему ответила тишина. Он простоял еще пару минут, и когда Ройя наконец появилась, стало очевидным: произошло нечто страшное, превратившее ее в бледную тень самой себя. Он словно смотрел на нее сквозь чертежную кальку: на потускневшие спутанные волосы, матовую кожу, потухшие глаза.

– Что случилось? – спросил Рин, и это было последней каплей, положившей конец ее хрупкому равновесию. Ройя бросилась к нему и зарыдала в голос. Прижалась щекой к его груди, задрожала вся, словно внутри нее разразилось землетрясение, эхо которого отозвалось и в нем.

Охваченный тревогой, он действовал по наитию: завел ее в дом, закрыл дверь, утешающе обнял за плечи. Ройя пыталась что‑то сказать, но всхлипы уничтожали слова прежде, чем они успевали сорваться с ее губ. Когда истерика немного стихла, она смогла произнести, запинаясь:

– С безлюдем… беда…

Услышав это, он ощутил, как внутренности стянуло узлом.

– Что? Что именно? – Он крепко сжал ее плечи, чтобы привести в чувства и добиться ответа. Она молчала и только качала головой.

Больше не спрашивая ни о чем, Рин поспешил к хартруму. Он образовался в старой кухне, откуда вела лестница в подвал, и это расположение позволило безлюдю долгие годы хранить тайну. Хартрум был неприкосновенной комнатой, и лаз в подпол никто не проверял.