– Но остальные меня не волнуют.
Его лицо не дрогнуло: брови остались такими же нахмуренными, губы плотно сжатыми, линия челюсти напряженной. Дарт просил быть с ним честной, а она боялась прикасаться к этой правде. Держать ее в себе было еще хуже.
– Я чувствую, что тебе больно. – Его слова пронзили сердце иглой. Не той, что оставляет саднящие уколы, а той, что сшивает раны.
Флори отвернулась, прижав ладонь к губам, чтобы заглушить судорожный всхлип.
– Ты вся дрожишь.
Она испуганно поежилась, ощутив колючую ткань на плечах.
– Это не из-за холода. – Одним движением Флори освободилась от шерстяного пледа, накинутого на нее. Забота Дарта заставляла чувствовать себя слабой, а она такой не была. Не хотела быть.
– Извини, – глухо произнес Дарт, не уточнив, за что именно.
Он легонько коснулся ее руки, словно бы ставя точку в разговоре, и повернулся, чтобы уйти. Вот так просто. Без навязчивой опеки и вопросов, что стальными клещами пытаются вытащить правду.
– Спущу вещи и подожду внизу.
Она слышала его дыхание, шорох одежды и как он возится с коробками, нарочно медля. Рассохшиеся доски скрипнули под его ногами, и Флори вдруг осознала, что, если промолчит сейчас, уже никогда не сможет заговорить об этом.
– Не уходи, – сказала она, глядя на темный квадрат чердачного окна. Свет керосиновой лампы отражался в каплях на стекле и дробился на множество мерцающих огней. Среди них будто нарисованным пятном застыл размытый силуэт. – Спроси меня еще раз.
Отражение вскинуло голову и привычным для Дарта жестом взъерошило волосы.
– Что случилось в Марбре? – глухо повторил он.
– Мой ночной кошмар. – Это было вовсе не то, с чего стоило начать. Честность отвергает намеки, загадки, недомолвки и полуправды. Она попробовала снова: – Тодд. Я снова встретила его.
Колени задрожали, и Флори охватила такая усталость, что ей пришлось опуститься на пыльный матрас, брошенный на полу. Она села, прижав ноги к груди и обхватив их руками. А затем рассказала все от начала до конца. Про недели в приюте и обманку с письмом, позволившую выбраться оттуда; про глупый арест и ту ужасную ночь в камере, когда ей чудом удалось вырваться из лап Тодда. Про ромбовидные пуговицы и следящих, которых она боялась. Она надеялась, что отъезд Тодда все исправит: успокоит ее, сотрет прошлое. А он оставался в мыслях даже сейчас, после своей смерти, и продолжал мучить в кошмарах.
Договорив, Флори выдохнула, испытывая странное ощущение – ее будто вывернули наизнанку, как карман, и вытряхнули весь мусор.