Он беспокойно заворочался, силясь сбросить с груди что-то тяжелое, мешающее дышать. Не помогло.

– Десми, милый. – Его позвал голос матери.

Он хотел ответить, но смог только выдохнуть:

– Фургоны…

Он не знал, почему именно это слово крутилось на языке. Часть воспоминаний выпала, как стекляшки из витража.

– Очевидцы говорят, что выжившие уехали на фургоне. – Послышался хриплый голос отца. – Его нашли брошенным в Марбре, у причалов. Дарт просил сообщить об этом, сказал, для тебя важно знать, что с ними все в порядке.

Дес кивнул, медленно вспоминая, что произошло.

– Это я во всем виноват. Втянул ее в дело и не защитил.

Глаза защипало, он поднял тяжелые веки. В комнате было темно, как ночью, и застывшие у кровати силуэты родителей выглядели как призрачные тени. Он думал, что уже вырос из таких семейных сцен.

– Долго я провалялся?

– Уже полдень, Десми, – ответила мать, поправляя одеяло, хотя этого и не требовалось. – Просто окна зашторены.

– Врачеватель сделал укол, чтобы ты поспал. Гипс должен застыть.

Он скосил глаза вниз и обнаружил на своем животе белый тяжелый предмет, оказавшийся его рукой. Теперь она существовала будто бы отдельно от тела.

– Ох, в самом деле, – засуетилась мать. – Нужно сообщить, что ты очнулся. Пойду отправлю за ним ма- шину.

Она выскользнула из комнаты, хотя могла поручить вызов врачевателя кому-нибудь из помощников, которыми кишел их огромный дом. Зато отец, по своему обыкновению всегда сбегавший первым, уходить никуда не собирался, и это Десу не понравилось. Он чувствовал себя паршиво и не желал никого видеть.

– Ты не мог бы оставить меня?

– Не хочешь поговорить о ней? – внезапно спросил Гленн.

– Ты даже имени ее не знаешь, так какое тебе дело?

– Она важна для тебя, разве этого недостаточно?