Флори была его лекарством, сильнодействующей одурью, вышибавшей все мысли из головы. Но стоило ему отвлечься от нее, и в беспокойном сознании снова вспыхнули воспоминания о минувшем дне – слишком сложном, чтобы отпустить его так быстро.

Дарт лежал неподвижно, слушая мерное дыхание Флори, спящей рядом, и разглядывал балдахин, зависший над кроватью, точно грозовое облако. Теперь, на что ни глянь, он задавался вопросом, кому принадлежала та или иная вещь. По чьей прихоти повесили балдахин, откуда взялись часы с маятником, и кто подобрал портьеры противно-землистого цвета.

Осторожно, боясь разбудить Флори, он выбрался из постели, натянул одежду, горько пахнущую дымом, и спустился на первый этаж. Сонный Бо поплелся за ним, надеясь, что путь лежит на кухню и ему среди ночи перепадет лишняя порция еды. Но все его мечты растаяли, когда хозяин юркнул под арку и скрылся за дверью хартрума.

Изводя себя душевными терзаниями и мыслями о прошлом, Дарт осознал, что в истории с семейно-любовными узами все забыли о важном свидетеле.

– Да ты чего, сдурел? Вламываться среди ночи! – воскликнул безлюдь, едва Дарт показался на пороге.

– Есть разговор.

– Вечно тебе что-то от меня надо… Хоть бы раз спросил, как я поживаю, – заворчал безлюдь. Обычно он чувствовал себя прекрасно, а вспоминал о недомогании только если не хотел общаться.

– И как ты поживаешь?

– Болею. Меня мутит после микстур. И от постоянных дождей знобит. Кажется, у меня жар.

– Это от костра, я уже потушил его.

– Строить стену от огня, чтобы развести огонь внутри… Очень умно.

Всеми силами безлюдь изображал, что обижен и несчастен.

– Если тебе плохо, придется вызвать домолога и лечить тебя микстурами.

– Нет уж. Не настолько я хвор, чтобы снова эту гадость принимать.

– Зубы мне заговариваешь?

– Отнюдь.

Дарт вздохнул, теряя терпение.

– Знаешь ведь, зачем я пришел.

– Чтобы спросить о своей родословной?