Вдалеке громыхнула, захлопываясь, дверь, что-то задребезжало. Чеда пошла на звук и обнаружила винтовую лестницу, ведущую наверх. Держа в одной руке цветок, а в другой – Дочь Реки, Чеда быстро и тихо поднялась по ступеням, молясь, чтобы не потерять Короля.

Золотой луч осветил лестницу. Чеда подождала, пытаясь расслышать, не ждет ли ее кто-то наверху, но пещера молчала, и она поднялась в огромный зал, украшенный яркой мозаикой, выложенный мрамором. Бесценные статуи, инкрустированные драгоценностями мечи и золотые щиты стояли на пьедесталах вдоль стен. Чеда понятия не имела, сколько Дев и Серебряных копий обычно охраняют дворец, но решила, что большая часть все же отправилась в катакомбы, сражаться с Воинством. Остальные, верно, ушли в Шарахай за подмогой… но у Кулашана могли быть и другие способы позвать на помощь, неважно. Времени мало.

Зал разделялся на два коридора, слева и справа от массивной винтовой лестницы, уходившей к величественным дверям в арке. Такие же двери вели под лестницу.

Куда же вы отправились, мой Король?

Руки тряслись, сердце билось как бешеное. Никогда еще Чеда не была так взволнована. Казалось, что мама наблюдает за каждым ее шагом, осматривает вместе с ней роскошный ковер в поисках следов Кулашана.

На ступеньках темнели отпечатки подошв, но они могли быть оставлены и неделю назад. Чеда начала беспокоиться, что он сбежит, выдаст ее…

Пусть он не разглядел ее лица и не знает, кто она, но, расспросив Королей и Дев, конечно, сложит два и два.

Ее мысли прервал надсадный кашель, доносившийся из-за верхних дверей, украшенных знаком Кулашана – павлином, расправившим хвост. Чеда взбежала по ступеням, дернула двери, но они оказались заперты изнутри на засов.

Она убрала шамшир в ножны, достала из поясной сумки зубчатую цепочку с кольцами по краям и, накинув ее на засов сквозь дверную щель, принялась пилить. Через несколько минут засов поддался наконец, и она с тяжело бьющимся сердцем распахнула двери, на ходу потянула клинок из ножен.

Двери отворились бесшумно, за ними оказалась еще одна лестница, ведущая в полутемную, похожую на пещеру комнату, освещаемую сверху лишь фонарем.

Чеда достала из-за пазухи три оставшихся цветка и как могла растрясла по комнате сияющую пыль. Ударила цветком по двери и бросила его у подножия лестницы.

Снова послышался кашель, но не сухой, как раньше, а влажный, как у человека, доживающего последние дни. Чеда знала этот звук, слышала его много раз на обочинах Розового квартала, на Отмелях и в Узле, даже на базаре иногда. Так кашляли чахоточные больные, но Кулашан точно не страдал чахоткой. Чеда оказалась права, пыльца и есть его слабость. Всегда ли ему было так плохо? Или болезнь проявлялась постепенно, четыреста лет, пока не достигла пика? Чеда надеялась на первый вариант.