Она все еще не могла понять, где он, но вот загрохотал отчаянный кашель, и Чеда краем глаза заметила движение, словно призрак скользнул мимо. Кулашан понял, что ему не скрыться, и вышел из-за высокого трона в противоположном конце комнаты. Одет он был в конический шлем с наносником и бармицей, тело его облегала сияющая кольчуга.
Ямы научили Чеду быстро оценивать противника, и опыт подсказал ей, что Кулашан, широкоплечий и хорошо сложенный, был бы грозой врагов, если б не пыльца. Глядя ему в глаза, она чувствовала его сердцебиение, как свое, ей казалось, что невидимая рука стиснула ее изнутри, и если не отпустит, ее собственное сердце вот-вот перестанет биться…
Чеда упала на колени. Она словно примерзла к полу, неспособная вздохнуть под этой тяжестью. Воздух едва проникал в легкие, сочился тонкой струйкой, как вода по солончаку. Свет померк; еще немного, и Чеда рассыплется в пыль…
Король не спеша подошел к ней, одной рукой сжимая маленький чеканный щит, другой – Могилыцицу, свою грозную булаву с отполированной до блеска рукоятью, побитую в бою. И на лице Кулашана ясно читалось, как он собирается ее использовать.
Он не постарел ни на день с тех пор, как Короли заключили ужасную сделку с пустынными богами. С того дня, как они принесли в жертву тринадцатое племя. Братьев и сестер. Матерей и дочерей. Отцов и сыновей. Мысль о том, что людям приходилось веками подчиняться Каннану, их законам, горячила ненавистью кровь.
«Не переступай порога прелюбодея, ибо судьба его – быть забросанным камнями и пасть от руки близких своих.
Не возжелай жены или мужа ближнего своего, иначе будешь – шипастым хлыстом побиваем.
Веруй слову Королей своих, ибо будут неверующие изгнаны прозябать в пустыне семь дней и семь ночей».
Законы Каннана написаны теми, кто выжил в ночь Бет Иман. Они защищали Королей, скрывали их преступления, ночь позора Бет За'ир превратили в священный праздник! Призывали своих родичей из могил и заставляли их собирать дань для богов, выставляя это как высшую милость!
Они лгали всем: оставшимся племенам, людям Шарахая, своим потомкам. Как могли старались скрыть свои преступления, потому что иначе пустынные племена просто уничтожили бы их. Вместо того чтобы принести себя в жертву и отдать Шарахай врагу, вместо того чтобы защищать любимых, они выбрали принести в жертву целое племя.
Кулашан поднял булаву, но новый приступ кашля согнул его пополам, и Чеде легче стало дышать, разжалась стальная хватка на сердце, правую руку пронзила боль – в том самом месте, куда угодил шип адишары, в том самом месте, которое Салия… нет, богиня Наламэ отметила своей кровью.