Кулашан сжал ее руку, нежно, будто отец. Она хотела отстраниться, но не двинулась с места, просто смотрела, как он гладит узоры татуировки. Наконец свет в его глазах потух, рука разжалась безвольно. В последний раз поднялась и опала грудь.
Чеда увидела на лицах Дев выражение благоговейного трепета. Сумейя сдвинула брови, взвешивая ее слова, слова Кулашана, и наконец пришла к решению. Она взглянула на Чеду со смущением и благодарностью, торжественно опустилась на колено, прижав кулак к сердцу. Одна за другой Девы опустились рядом, повторив ее жест. Дольше всех промедлила Камеил, самая ревностная в своей вере.
– Да здравствует Король! – воскликнула Сумейя.
– Да здравствует Король! – эхом подхватили Стальные девы.
Глава 63
Глава 63
Раны заживали медленно. Теперь Чеда хромала по-настоящему и даже на ту же ногу, раздумывая, не сама ли навлекла на себя такую судьбу. Выйдя в город, она надела не платье Девы, а обычный коричневый тауб с голубоватой оторочкой. Вряд ли кто-то на Желобе смог бы узнать в ней Деву, разве что как следует присмотревшись к зажившей татуировке на ее правой руке или к свежей – на левой. Сумейя сама попросила о чести придумать и нанести рисунок, и Чеда не стала отказываться. Она не знала, что именно придумала Сумейя, но ей хотелось сохранить историю этой ночи на своем теле, пусть даже написана она будет рукой Девы, которую Чеда еще недавно считала врагом.
Это прошло, когда она поняла, насколько глубоко проникла ложь Королей. Кто может сражаться против истории, известной всем? Дев взращивали на этих россказнях. Неудивительно, что они истово верили в своих повелителей и Каннан. Чеда больше не могла считать их кровными врагами. Она знала, что осторожность не помешает, придется на несколько месяцев залечь на дно, но однажды она скажет им правду. Как – она пока не знала: стоит открыться не тому человеку, и ее ждет смерть. Но нужно отыскать путь.
Сумейя продумала ее новую татуировку в мельчайших деталях и аккуратно нанесла на руку. Прекрасный павлин, склонив голову, обвивал вокруг ее запястья сложенный хвост. Над ним, среди листвы и низких речных волн, вились старинные письмена: «Спасительница Шарахая».
Когда Сумейя заканчивала татуировку, вошел Хусамеддин, взглянул на работу через плечо дочери, потом на Чеду – нечитаемым взглядом – и вышел, никак не выразив ни одобрения, ни отрицания. Но Сумейя сказала потом, что это в его случае означает похвалу.
После атаки на дворец Кулашана весь город две недели дрожал от страха: Девы и Серебряные копья прочесывали каждую улицу, заглядывали под каждый камень, пытаясь выловить членов Воинства и сочувствующих. Каждое утро дюжины новых трупов появлялись на воротах Таурията, но еще больше узников погибали в застенках после допросов. Масид сбежал – иначе Чеде известно стало бы о его поимке. Об Эмре новостей не было – она могла лишь искать его среди повешенных и молиться, что он жив и здоров.