– Смотри.

Я заставил ее взглянуть на картину разрушения. В пылу сражения мне не удавалось толком ничего разглядеть, но отсюда открывался вид душераздирающий – только смерть на несколько миль вокруг.

– Посмотри на страну, которую, если тебе верить, ты так сильно любишь. Посмотри, что ты с ней сотворила.

Жуткое оранжевое свечение делало черты лица Нуры еще более резкими. Она вся напряглась, что-то сжимая в руке с побелевшими костяшками пальцев. Из-за спины я не мог разглядеть предмет, но и так знал, что это леяр.

– Не этого я добивалась, – выдавила она.

Услышав ее голос, так похожий на голос девочки, которую я знал когда-то, давным-давно, против воли я почувствовал укол боли.

– Я понимаю, Нура, – тихо сказал я. – Я понимаю, что ты не хотела.

– Я не могу думать. Я не могу… – Она зажмурилась. – Так трудно собраться с мыслями.

Мне стало ее жаль. Жаль, потому что такой ее создали. Ее оттачивали, как оружие, а затем отдали в руки военных, которые твердили, что она никогда не будет достаточно хороша, и при этом уверяли, что единственное ее стоящее умение – убивать. Всю жизнь ее убеждали: возможно, когда-нибудь, если ей хватит упорства, хватит хладнокровия, если она достигнет силы, ей больше нечего будет бояться.

Но та Нура, что стояла сейчас передо мной, с серебристыми дорожками от слез на окровавленных щеках, была перепугана. Я никогда не видел ее такой.

Она боялась самой себя.

Краем глаза я заметил, как из окружающей руины толпы выскочила знакомая фигура, но не позволил себе даже вздохнуть с облегчением и уж тем более отвести взгляд от Нуры.

– У тебя есть выбор, – сказал я. – Отдай нам леяр. Мы не должны допустить такого конца.

По ее щекам беззвучно скатились две слезинки.

– Они, наверное, меня ненавидят. И когда мы встретимся в следующей жизни, они будут ненавидеть меня.

Они. Люди, которых Нура всегда любила больше всего на свете.

Я с трудом сглотнул:

– Они считали тебя сестрой. Они любили тебя.

– Я так не думаю. Уже нет.

Боль исказила ее лицо, и черты на мгновение обмякли.