Тисаана

Мне снилась черная стена. Блестящая, как стекло или мокрый камень, заслоняющая все перед глазами. В ней отражался силуэт, но рассмотреть его никак не удавалось, даже подойдя вплотную и упершись в стену ладонью.

Кто-то звал меня – звал незнакомым именем, на непонятном языке. Призрак, никак не дающийся в руки.

Как высокая трава под пальцами. Туда-сюда. И опять…

…Ты однажды спрашивала, по чему я тоскую. Тогда у меня не было ответа. «Тосковать» – непонятное слово…

Колебание трав стало неровным, словно воспоминание распадалось. Кончики травинок тронули мне ладонь. Отступили. Опять. Вернулись. Снова.

…А теперь я понимаю. Тосковать – значит оплакивать. Я знаю, что оплакиваю. Но страшнее всего, что не могу вспомнить почему. Одно знаю: то, что когда-то было целым, теперь – груда разрозненных осколков…

Равнина растворилась. Я своими костями чувствовала тупую назойливую боль Решайе.

…А иногда я ловлю самый краешек, будто задеваю нити бахромы. Мне кажется, я помню солнце…

Утешительное солнечное тепло коснулась лица, на висках проступил пот.

…Может быть, когда-то мне был знаком запах дождя…

Солнце так же внезапно сменилось дождевой дымкой. Запахло влажной землей.

…А может быть, когда-то – даже прикосновение другой души…

Дождь прошел. Его сменило другое чувство – рука в моей руке, теплая кожа, биение жилки под ней.

…Но все это лишь тени теней. Может, это и не моя память. Может, она принадлежит не мне…

Теплое прикосновение пропало. Возникла боль. Вспышка белизны, белизны, белизны. Мелькнули золотые волосы. Зеленые, как мох, глаза.

Кто-то смотрел. Кто-то звал. Кто-то искал. И я ощутила, как Решайе отпрянул от ужасных воспоминаний, а больше всего – от нежности; больше всего его страшила эта нежность.

«Почему? – спросила я. Я не понимала. – Почему ты боишься того, чего больше всего желаешь?»

…Меня пугает не опасность…

«А что?»