У него кровоточили раны. Стражники тащили его грубо, изодрали обвисшие руки, измазали в крови рубашку. Мундира на нем не было, но я и так не сомневался, что он связан с одним из вражеских родов. Вопрос только с которым.

Он сидел, повесив голову, посреди маленькой полутемной комнатушки. Полуденный свет сюда не проникал. Под Корвиусом имелись темницы из сплошного серого камня. Я расхаживал вдоль стен, от гнева магия уже искрила на кончиках пальцев. Но шагал я длинными, замедленными шагами. Был здесь и Таре – молча сидел за столом напротив пленного, – был и Саммерин. А из темного угла за нами наблюдала Нура.

– Он задал вопрос, – сказал я.

– Я ничего не сделал. Я уже говорил солдатам Алдриса.

Я оглянулся на Таре и, когда тот молча покачал головой, до белизны сжал кулаки.

– Ты удрал из отведенного беженцам жилья, – напомнила Нура. – И пытался убить нашего солдата.

Я выложил на стол ожерелье. Пленный мельком глянул на него.

– Где взял?

– Нашел.

Я взглянул на Таре – тот покачал головой.

Меня захлестнуло яростью. Огоньки светильников разом вспыхнули, бросив на лицо сидящего жуткие тени.

Время утекало.

– Чепухой занимаетесь, – буркнула Нура и в три легких шага пересекла комнату.

Ее нож вошел пленнику в кисть руки, пришпилил ее к деревянному столу.

Тот придушенно вскрикнул.

– Мы предупреждали, – прошипела Нура. – Не лгать нам!

В комнате потемнело. Магия Нуры всегда действовала неприметно, сжимала тебя так медленно, что заметишь только на полпути к смерти. Но сейчас я чувствовал, как она накачивает в комнату туман страха, как у меня частит пульс, как заодно с яростью и страхом накаляется моя магия.

Я моргнул, и мне привиделась Тисаана с перерезанным горлом, с окровавленным мертвым лицом.

В том-то и дело. Тисаана превратила себя в легенду, но горло ее осталось таким же нежным, череп таким же хрупким, кожа такой же тонкой. Ее так легко было убить.

– Кончай игру! – прорычал я. – Говори, где Тисаана Витежиц!