Сказал совсем просто, но таким тоном, что я почему-то спрятала глаза.

– У всех воинов-сидни такие же.

Я не смотрела на него, но странным образом почувствовала, как его взгляд скользнул от сложных красивых татуировок к испещрившим мне левое предплечье крестикам.

Он не спрашивал, и я не знаю, зачем сказала.

– За мной много побед. Но и ошибок много.

– Какие ошибки заслуживают подобного?

Я сглотнула.

– Иногда мелкие. Иногда… нет.

Я услышала незаданный вопрос.

– Однажды, – ответила я на него, – я чуть не до смерти избила другого Клинка.

И убила бы, не оттащи меня Сиобан. Я сморгнула воспоминание. Синяки залили ему все лицо, в ранах под кровавым мясом сквозили кости. Он после того не вернулся в Клинки. Так и не научился как следует ходить.

С воспоминанием пришел болезненный стыд. Прежде я никогда не рассказывала столько о себе – о своей мерзкой части, о вспыльчивости, о грубых промахах, которые изо всех сил старалась загладить. Не знаю, зачем сказала Кадуану.

Я заставила себя поднять глаза. Он смотрел без осуждения. С тихим любопытством.

– А твой однополчанин это заслужил?

– Он отпустил шуточку про мою сестру.

– Шуточку?

– О том, как бы ее изнасиловал.

Матира, какая змея! Я вдруг живо вспомнила, как хрустели его кости под моими кулаками, – и порадовалась этому.

– Я не жалею, – тихо сказала я. – Иногда жалею, что не убила.

У Кадуана натянулся уголок губ.