– Есть многое сверх того, – пробормотал он. – И я хочу, чтобы ты жила дальше и смогла это увидеть, Эф. Не выбрасывай свою жизнь. Речь всего лишь о сражении. Не о войне.

О сражении? Как я устала от сражений. И пожалуй, умерла бы, чтобы покончить с ними.

– Когда же это прекратится?

Щеки мне обожгло слезами. Морщина между бровями Кадуана пролегла глубже, он склонился еще ниже.

И меня забрызгало кровью.

Вместо тепла его тела остались лишь лиловые брызги. Его отбросило на перила балкона. Связавшую нас магию обрубило одним ударом.

Кадуан качнулся ко мне, протянул руки, согнулся вдвое. Из его груди торчало древко, над ним расходился черный дым.

Я потянулась к нему, коснулась пальцами…

Новый выстрел.

Только что он был здесь. И вот его нет, опрокинулся за перила.

Вырвавшийся у меня из горла крик оборвал жестокий удар о перила. В боках взорвалась боль. Я ее почти не чувствовала. Я думала только о пустоте, оставшейся там, где был Кадуан.

Не сразу до меня дошло, что боль идет от проткнувшего мне спину болта, вошедшего прямо в полузажившую итарскую рану. Не поднимаясь с четверенек, я развернулась.

И увидела Аталену с перекошенным яростью, залитым слезами лицом. Свет и тени окружали ее, словно магия изливалась из всех пор кожи.

– Я вам поверила! – завопила она. – Ты мне клялась! Ты клялась, что этого не будет!

Скособочившись, она шагнула ближе. Она была тяжело ранена. Наверное, я могла бы с ней справиться даже с торчащей из спины магической стрелой. Но мне вдруг стало все равно.

Она встала надо мной, нацелив арбалет, из которого так и лилась магия:

– Мои дети убиты.

Голос у нее хрустел, как битое стекло или сломанные кости, и я поняла, что она готова убить.

Могла ли я ее обвинять?

Я закрыла глаза.