Но они всегда добавляют: «Конечно, он ведь из Фарлионов».

Конечно. Он – Фарлион, он из военной династии, а она – сирота, всю жизнь цеплявшаяся за их фалды.

Впрочем, Макс будто не слышит лестных пересудов. Для него все это тонет в недовольстве брата. Он бросается в тренировки, будто должен кому-то что-то доказать.

Нура этому втайне рада, потому что уверена: когда он поверит всему, что о нем говорят, она ему станет не нужна. И когда они в пятый, десятый или семнадцатый раз валятся на песок учебной арены и он отпускает шуточку или бросает на Нуру косой взгляд, что-то непонятное трепещет у нее в животе.

И тогда мысль стать ему ненужной представляется страшнее всего на свете.

Нуре восемнадцать. Идут слухи о войне, разгорающейся на севере, в землях Ривеная.

– Думаешь, будет война? – спрашивает она Макса.

– Сомневаюсь.

Он не отрывается от книги.

У Нуры сосет под ложечкой. Она много лет изучала войну, запоминала самые действенные способы убивать и побеждать. Но книги и учения – это совсем не то, что на самом деле.

– Если будет, – тихо говорит она, – мы покажем себя.

У Макса все чувства на лице, – как всегда, он ничего не умеет скрыть. Сомнения, страхи. Искушение.

– Может быть, – не сразу отвечает он. – Посмотрим.

– Посмотрим.

Но всего через несколько дней патруль Нуры попадает в переделку. Толпа ривенайцев озлоблена – эта злость из тех, что толкает уже не орать, а хвататься за сталь и магию. Какая-то женщина швыряет в нее молнию, и Нура, не задумываясь, отвечает. Один удар, и ее нож входит в тело женщины.

Кровь всюду, сразу. Женщина падает. Толпа затихает. Нура падает на колени, выкрикивает приказы, пытается унять кровь.

Бесполезно. Женщина умирает у нее на руках, Нура видит, как гаснет свет в глазах. В ту ночь она прячется в уборной и до утра выворачивается наизнанку.

Первая отнятая ею жизнь. Не последняя, конечно.