За спиной распахнулась дверь, и знакомый голос сказал:

– Макс? Что ты…

Но тут раздался удар, сопровождавшийся оглушительным грохотом. Полетели осколки.

Когда я оглянулся, Моф лежал на полу в окружении разбросанных врачебных инструментов, битого стекла и опрокинутого приставного столика.

– Здравствуй, Моф, – сказал я.

– Здравствуй, Макс, – ответил он, немного смущаясь.

– Моф, сколько раз я тебе говорил…

Саммерин вышел из-за ширмы, но тут же остановился, когда его взгляд упал на меня.

– Макс.

Его выражение изменилось, став серьезным, как будто по моему лицу или позе он сразу же догадался: случилось что-то очень плохое. И как всегда, он был прав.

Я улыбнулся, что, вероятно, больше походило на гримасу, и вяло взмахнул рукой:

– Здравствуй.

Саммерин терпеливо слушал, пока я пересказывал всю печальную историю, от начала до конца.

Вслух она звучала более чем нелепо. Даже немного унизительно. В конце концов, Саммерин провел последние восемь лет, помогая мне не рассыпаться на части после войны, предательства Орденов и Решайе; он собрал меня воедино и удерживал, как будто я превратился в сляпанный наспех набор сломанных конечностей, как один из его кадавров на поле боя.

И вот к чему мы пришли. Я собирался добровольно вернуться в эту кашу. Просто неуважение к его трудам.

Когда я закончил, Саммерин какое-то время сидел молча, переваривая услышанное.

– Я понял, что дело плохо, когда ты добровольно решил выйти в свет, – наконец сказал он.

Я позволил себе слабый смешок.

– В свою защиту скажу, что в последнее время я стал исключительно общительным человеком.