Он тяжело кивнул. А может, ей просто показалось.

– Она бросилась за борт, – добавила Асин. Брови Альвара подскочили, а глаза удивленно расширились. Они уже разговаривали о матерях, но тогда она не раскрыла подробностей – в этом не было смысла. Не было и сейчас, но она зачем-то обмолвилась и пожала плечами, почти безразлично. – Знаете, наверное, странно прозвучит, но я иногда обижаюсь на нее за то, что оставила нас с отцом.

– Асин… – окликнул ее Альвар, но она не дала договорить.

– Простите. Я… – Она понимала, что, задержись она тут еще ненадолго, непременно наговорит лишнего. Даже история про мать так некстати вылезла сама, почти без ведома Асин. Она хваталась за мечущиеся мысли, скакала с одной на другую, точно по маленьким летающим островкам, и все равно набрела на нее – на тему, которую всякий раз старалась заталкивать в самый дальний угол. – Я просто устала. Мне тяжело думать об этом дне. Его стало вдруг слишком много. Он необычайно долгий и какой-то внезапно безвкусный. А еще мне очень страшно. Мне страшно, понимаете? Вдруг я замолчу и вы подумаете, будто я что-то скрываю или злюсь на вас? – Она вновь заерзала на стуле, раздраженная собственной болтливостью.

Ожидая, когда ей укажут наконец на дверь, вежливо предложив – не приказав даже – удалиться, она вздрогнула: Альвар засмеялся. Засмеялся тихо, прижав кулак ко рту. Плечи его затряслись, и он покачал головой, без слов говоря: «Ну и ну!» Асин глядела на него, прикрыв один глаз. Она не верила, что он отреагировал так спокойно, и скребла каблуком по полу, то подгибая ногу, то медленно вытягивая ее.

– Я бы прыгнул за вами, Асин, – мягко сказал Альвар, опустив обе руки на стол. Скрипнула, натянувшись, кожа черных перчаток. – Вы можете идти. Я узнал все, что хотел. И, поверьте, я не думаю, что вы что-то скрываете.

– И что вы узнали? – Она сдвинула брови, и лицо, по ее ощущениям, сморщилось, как залежавшееся яблоко.

– Все, – выдохнул он.

Стул шаркнул ножками, отодвигаясь, и она встала. Неуклюже поклонилась, чуть не ударившись о столешницу лбом, принялась извиняться, сложив руки перед собой и пятясь. Больше всего она боялась сотворить что-то еще более глупое: споткнуться, упасть, растянуться на полу. Но она лишь запиналась, то и дело оглядываясь и стараясь не упереться лопатками в запертую дверь. Лишь когда Асин выскользнула на свежий воздух – ветер тут же поднял ее волосы и попытался бросить в лицо, – она выдохнула и почувствовала, как мелко дрожат колени. Она шмыгнула носом и огляделась.

Неподалеку, у перил с изящными балясинами, похожими на маленьких фигуристых женщин, обнаружился Вальдекриз. Он сидел, вытянув одну ногу, а вторую поджав к груди, и, подставив лицо ветру, напевал что-то себе под нос. Асин видела, как шевелятся его губы, а голова покачивается в такт слышимой только ему мелодии. На подкашивающихся ногах Асин подошла и почти упала рядом. Вальдекриз замолчал. Он приобнял ее, и она уронила голову ему на плечо, устав держаться. Пусть внутри вяло шевелилось ощущение неправильности, и все же Асин позволила себе почувствовать, как тело обращается в тряпичное, а руки безвольно опускаются.