– Да ну? А чего он тебе вдруг сдался, этот Ирис?
Я даже споткнулась от неожиданности.
– Как – чего сдался? Ирис нашел меня, и… и…
– И что?
– Ну… он вроде бы взял меня… под покровительство… по крайней мере, он обещал…
– А ты что – собачка бездомная, чтобы тебя найти и взять под покровительство? Ты что, так и собираешься таскаться хвостом за парнем, пока ему это не надоест?
Я хлопала глазами:
– Постой, Амаргин, он же сам…
Теперь мы стояли друг напротив друга, в зарослях цветущей мяты. Поэтому или по какой-то другой причине, но вокруг ощутимо похолодало, а в воздухе появился отчетливый снежный привкус.
Амаргин скривил бледный рот:
– Лесс. Мне не интересны твои девичьи переживания. Избавь меня от трагедий, а? Я стараюсь тебе помочь просто потому, что мы с тобой люди. И я хочу, чтобы ты раз и навсегда поняла: Ирис – не человек. Вран – не человек. Гаэт – не человек. Здесь вообще нет людей… почти. Уподоблять жителей Сумерек людям – большая глупость. Все. Я тебя предупредил.
Водяная стена налетела на нас со скоростью несущейся под гору телеги. На пару мгновений я ослепла.
Когда мне удалось разгрести прилипшие волосы и проморгаться, Амаргин уже бодро шагал прочь. Темный южный горизонт на мгновение пророс дрожащей сетью молний, полыхнувшей и погасшей, оставившей после себя на тучах призраки черных трещин. С юга накатился громовый раскат, ливень, словно лебединая стая, захлопал сотнями тяжелых крыл, и пространство вокруг меня сузилось до крохотного пятачка, на краю которого едва маячила черная Амаргинова спина.
Я приставила руку козырьком ко лбу. Вода в реке бесновалась и прыгала вверх, на косые прутья ливня, подобно раздразненной собаке. Оскальзываясь и спотыкаясь, я двинулась вдоль по берегу вслед за волшебником. Неожиданно он остановился, и я наткнулась на его предостерегающе вытянутую руку.
– Что?
– Погоди… не двигайся.
– Что?..
Одна из ив, чьи расчесанные ветром косы сейчас путала и трепала взбаламученная река, неожиданно клюнула склоненной головой, замерла, содрогаясь в налетевшем шквале, и вдруг всей массой качнулась вниз, будто упавшая на колени женщина. Еще одна долгая пауза, во время которой дождь лупил ее по спине и остервенело рвал одежду, а потом она медленно, с разворотом повалилась навзничь, в мятущуюся воду, выворотив из песка скрученные узлами корни, сминая и таща за собой лохмотья незабудкового ковра.
– Странно, – пробормотала я. – Почему она рухнула? Здесь низкий пологий берег. И почему не подмыло ее соседок?
Амаргин не ответил, но руку, загораживающую мне проход, не опустил. Течение развернуло упавшее дерево. В пресный запах дождя влился острый горький аромат вскрытой ивовой коры. Поломанные ветви, облепленные мокрой листвой, торчали обнажившимися ребрами; словно выпавшие внутренности волоклись по воде розоватые стебли кувшинок.