Андаланец из Каландиной свиты валялся на травке, задрав ноги, а хмурый Стел прохаживался туда-сюда и бдил. Но даже его кислая физиономия не испортила мне настроения. Даже недовольство Райнары.
Скоро! Совсем скоро!
– Возьми книгу, сладкая моя, и читай. – Райнарин ноготь подчеркнул строку. – Отсюда.
Ага, повторим заклинание, отлично. Каланда приняла в руки тяжелый переплет.
– «Эмпрендете а ла райя дель фьего и вэльва де эхпальдах а ла луна ньэва…» – Каланда поднялась в лодке, держа книгу на весу. – Солнце, – она ткнула пальцем через плечо, – быть… стать… ла луна ньэва.
– Не очень-то похоже на новорожденный месяц, – усмехнулась я.
– Это есть ун имахен! – отмахнулась принцесса. – Эхте ла ванка. – Она, приподняв подол платья, спихнула мысиком туфли подушку с сиденья и неожиданно вскочила на полированную доску скамьи. – Стать граница… черта…
Лодка качнулась, но принцесса, ловко выгнувшись, восстановила равновесие. Сегодня Каланда, по настоянию Райнары, нарядилась в прелестное шелковое платье золотистого цвета. Шелк тонко засвистел на ветерке, и Каланда засмеялась.
– О йяма де амор, о лампарах де фьего…
Она вскинула руку, плеснув крылатым рукавом. «Светильник мой, огонь любви нетленный, как верен путь мой в озареньи этом… – шептала я тайные слова, не сводя глаз с чернокудрого ангела в трепещущем золотом пламени. Одной рукой ангел держал книгу, другой указывал в зенит. И ясный день казался мне ночью, а послеобеденное солнце – новорожденным месяцем. – О столп огня! Ты щедро оделяешь избранника своим теплом и светом…»
Налетевший ветерок широко раздул золотистую юбку, и лодочку развернуло. Берега поплыли, кружа голову.
– Калор и лух дан хунто а шу керидо…
Бам!
Сильный удар снес меня со скамьи и приложил задом о дно. Долю мгновения я видела, как книга, превратившись в многокрылого голубя, кувыркается в небе, а золотой ангел отчаянно машет руками, словно пытается взлететь за ней следом. Затем Каланда ухнула в воду, подняв веер брызг, а книга, беспомощно раскинув страницы, плюхнулась в озеро чуть дальше.
Крик Райнары достал меня уже в полете. Книга! Боже мой, книга!
Свечкой – вглубь! Я вытаращила глаза в бурую муть – тускло-белое пятно медленно поворачивалось, колыхая лепестками в недосягаемой близи. Рукой ведь подать! – но растопыренные пальцы ловят пустую воду. Она тонет! Гребок, еще гребок, глубже, сильнее!
Цап!
Странички вздрогнули, недоверчиво колеблясь. Я держала сбежавшее сокровище за уголок переплета. Намертво вцепившись в книгу, я перевернулась головой к поверхности и бешено заработала ногами. Воздуха уже не хватало.