Я размахнулась и шваркнула раковину об колено.
Хрустальные шипы воткнулись в кожу, тонкая скорлупа лопнула, пылающий ихор взорвался фейерверком, окатив меня всю с головы до ног… а то, что еще долю мгновения находилось у меня между руками – некий лучистый сгусток, сосредоточие жара, – дернулось несколько раз, судорожно выгнулось и затихло, как умершее животное.
И исчезло. Остался только ворох тонких, словно фольга, прихотливо изогнутых осколков, осыпавшихся на пол, ожоги, прорехи и пепел. Я смотрела на стеклянное крошево. У меня не было ни слез, ни слов, ни мыслей.
– Все дело в том, кто платит, – вздохнул Вран. – Потому что плата берется не только с тебя. Всякий раз, сколько бы ты ни отдал, оказывается, что твоей платы не хватило и за тебя расплачивается кто-то другой.
* * *
– Пойду отнесу мантикору поесть.
Одной рукой я взяла мешок со свежим хлебом, купленным сегодня в трактире, второй уцепила ополовиненный котелок с кашей. Принцесса с Кукушонком, не обращая внимания на сгущающиеся сумерки, продолжали стучать деревяшками на поляне, а их полные миски ждали около огня. Мы с Пеплом уже поужинали.
– Он поблизости? – Певец оглянулся на темные ели за спиной.
– Не там. У ручья. – Я показала в другую сторону. – Если задержусь, ложитесь спать без меня.
Пепел покачал головой, но увязываться за мной и не подумал. Измотался все-таки наш бродяга за день, как-никак только утром на ноги встал.
Я пересекла край поляны и спустилась к неглубокому оврагу, по дну которого струился ручей. Над водой уже поднялся туман, и трава была мокрая.
– Эрайн?
– В тростниках? Там же сыро.