Светлый фон

– Ты же только что уверяла, что она мертва, – раздраженно напомнила Кира, ищущая любой повод уколоть меня. – Что, уже воскресла? Быстро как!

Я лишь развела руками. Виктор задумчиво перебрал листы бумаги и сказал:

– Плевать, хуже уже не будет. Называй адрес. По пути объяснишь, что у тебя за мать Шредингера. Одновременно и живая, и мертвая.

* * *

Я вновь стояла у забора дома отца, и мне казалось, что Платон все так же за моей спиной, мысленно поддерживает меня, не напрягает, не торопит. Если прикрыть веки, то покажется – ничего не изменилось. Все как раньше. Его незримая поддержка согревает изнутри.

К сожалению, я была одна, но автомобиль Виктора находился невдалеке.

– Не задерживайся, – сказал бес напоследок. – Если это не твоя мать, то возвращайся обратно. Время не терпит.

– Поняла.

Теперь я набрала в грудь воздух и, досчитав мысленно до пяти, надавила на звонок. Некоторое время ничего не происходило, а затем я услышала, как вдалеке хлопнула входная дверь. Еще несколько секунд тишины. Я не видела, что происходит во внутреннем дворе, – сознательно не смотрела туда. Ждала.

Ворота отворились, и передо мной застыл с круглыми от удивления глазами папа. Он смотрел на меня… как на призрака. Неверяще. Весь побледнел.

– Привет, – сказала я с робкой улыбкой. – Впустишь?

Только тогда отец будто отмер.

– Не может быть… – выдохнул он. – Не может быть… деточка…

Он так крепко прижал меня к себе, что я опешила. Не походил папа на существо, которое отказалось от дочери из-за ее ущербности. Он прижимал меня со всей силой и, кажется, плакал.

Я не понимала, как это расценивать.

– Я не верил, что ты мертва. Ирина говорила, что тебя не вернуть, а я молился морским богам. Я надеялся… и вот ты… живая… доченька!..

Это было поразительно и совершенно не вязалось с тем, как я распланировала наш диалог. Я ожидала равнодушия, даже, наверное, раздражения, потому что отец сознательно оборвал наше общение и меньше всего хотел видеть меня на своем пороге.

Но он плакал…

И я тоже расплакалась, не удержавшись от эмоций, прорвавших плотину.

А еще прозвучало имя. Моей матери.