– Что-то не пахнет приворотным.

– Какой смысл пытаться обмануть тебя так топорно? Ты ведь очень умный. Если бы я не поменяла запах, то шанса у меня бы не было. Ты бы раскусил меня в два счета… Хотя ты и так меня раскусил.

Лесть – это все, что мне сейчас оставалось. И хоть Серп понимал, что я говорю сейчас о Платоне, а не о нем, по лицу все равно было заметно, что ему нравится.

Серп подошел к столику, беря с него бокал с соком, вальяжно сделал глоток, посмаковал, словно дорогое коллекционное вино.

– А знаешь, я, наверное, даже рад, что ты вернулась. – Он подошел ко мне, потрепал по волосам, словно хозяин собаку. – Арбитры ушли, и гости в ближайшее время не планируются. Вот только одна беда.

Его рука сжала волосы, еще чуть-чуть, и мне было бы больно. Ладонь Серпа напряглась, словно он едва сдерживался, чтобы не рвануть со всей силы.

– Твоя попытка напоить меня черт знает чем не может остаться без последствий. Придется как следует тебя наказать.

Он отпустил волосы, взялся за связанные руки, дернув меня вверх. А затем прижался губами в подобии поцелуя. Холодного, без капли любви или ласки. Он скорее унижал, доминировал. Все внутри протестовало против этого.

Я попыталась отпрянуть, но Серп не позволил, толкнув на кресло. Со всех сторон поползли черные змеи, сотканные из дыма и магии. Они обвили мои руки, лодыжки.

– Что-то ты не очень мне рада, да? – подмигнул мужчина.

– Я… боюсь. Платон, ты меня пугаешь. – Внутри скрутился тугой узел из страха и безысходности. Немой крик застрял в горле. Я даже дышать могла только через раз.

– Пугаю? – Серп поцокал. – Как же так, крошка. Ты же хотела моей любви. Не сомневайся, детка. Как только я сниму с тебя защиту, ты получишь столько моей любви, что тебя разорвет от счастья.

Он захохотал, довольный собственной шуткой, и допил залпом бокал.

Одна из змей подползла к самому лицу и смачно зевнула, будто и в самом деле была настоящей.

– А… арбитры? Они не придут на выброс магии?.. Платон, я переживаю за тебя… – нелепо пыталась я отсрочить неминуемое.

Умирать не хотелось, по крайней мере умирать, так и не спася Платона.

Впрочем, когда он снимал защиту, он тоже вызывал этих своих змей и черный дым. Значит, как минимум эту магию их полог не чувствовал.

– Ты так мило беспокоишься за меня, радость моя, – сказал монстр губами дорогого мне человека. – Или ты больше за себя волнуешься?

Он плеснул себе из графина в бокал, но пить не стал, отставил в сторону. Взял нож, задумчиво покрутил в руках.

Затем протянул мне.