Я проверила пульс: жив.

– Платон… – тихо позвала, осторожно погладив его по волосам.

«Пожалуйста, пусть он очнется… – мысленно взмолилась я, но тут же сама себя поправила, сделав ударение на местоимении: – Пусть ОН очнется».

Через некоторое время веки мужчины дрогнули. Он закашлялся, будто только что вытащенный из воды. Начал часто моргать, потирая глаза. Потом сплюнул, скривившись.

– Ненавижу сливовый компот…

– Платон! – Я кинулась ему на шею, обнимая, прижимая к себе.

– Мари? – Он будто только меня заметил. – Это ты?

– А это ты… – Я уже не могла остановить слезы, льющиеся у меня из глаз. Мы смогли, мы сделали это…

* * *

Платон не сразу понял, где он находится, перед глазами все плыло. Во рту почему-то был вкус сливового компота. Какие-то игры Альбеску?

Он сплюнул и пробормотал:

– Ненавижу сливовый компот…

Его сразу заключили в объятия, правда, запах парфюма у этих объятий был как у Александра Анатольевича. Но макушка рыжая.

– Мари? – осторожно спросил он, по-прежнему пытаясь проморгаться. – Это ты?

Что она делает рядом с ним? Что случилось? Вампир нарушил обещание и снова забрал ее?

Зрение постепенно возвращалось. Они двое сидели… в гостиной в поместье? Он повернулся: в зеркале на стене отражались две фигуры на полу. Марьяна и он в своем настоящем теле.

– А это ты… – всхлипывая, ответила Мари. Она смотрела на него своими зелеными глазами, будто бы проверяя, на месте ли каждая черточка, каждая его мельчайшая деталь.

– Я это ты, ты это я, – нараспев протянул знакомый до боли голос. Над ними обоими нависал отец.

Платон вскочил на ноги, хватая первое, что подвернулось под руку, – кухонный нож, валявшийся на полу.

– Платон, что ты делаешь?!