– Дашь приказ бить на поражение? Своего брата? – тихо уточнил близнец.

– Там не мой брат, – прищурился Дитрих, до скрежета сомкнув губы. – Диана… Виктор?

Я не долго принимала решение. В пылу битвы меня просто затопчут – я буду обузой, о защите которой нужно думать. И как бы ни хотелось пойти с Дитрихом, нужно было оставаться рациональной.

– Думаю, нам лучше остаться здесь. – Я кивнула на Платона на кушетке. – Теперь, когда я сумела подобраться близко, думаю, можно попытаться достучаться или хотя бы перетащить его из тела Адалин в это.

Дитрих медленно кивнул:

– Я оставлю с вами вооруженную охрану, на случай, если… – орк посмотрел в упор на беса, – если Платон очнется.

«…и если ты надумаешь нас предать», – это не было произнесено, но повисло в воздухе.

– Я за ними присмотрю, Дитрих Серпович, – вдруг раздался суровый женский голос у входа.

Бесовка-уборщица в форменной одежде «Цербера» со шваброй наперевес сурово смотрела на Виктора.

– Только попробуй девочку обидеть, я тебя ссаной тряпкой исхожу, – мрачно пообещала она.

– Такие, как вы, позорят всех бесов, – закатил он глаза.

– То же могу про тебя сказать, – не осталась в долгу уборщица.

Дит вместе с близнецами практически сразу уехали. В палате Платона остались мы с бесом да пожилая работница «Цербера» со шваброй. Охрана, по моему настоянию, осталась за дверью, готовая явиться по первому зову.

– Воспоминание, к которому я подошла вплотную, где было много боли и вины. – Я была полна решимости вытрясти из Платона душу, но отвести от Златона нависшую угрозу. – Давай начнем с него. Покажешь мне снова путь туда?

– Боль и вина. Мое любимое сочетание, – усмехнулся Виктор и, принюхавшись, взял меня за руку. – Расскажи ему сказку о юном парне, что случайно узнал чужой секрет…

Стоило мне начать говорить, как мы погрузились в пучины чужой памяти, скользнули в них разом, без особого сопротивления. А возможно, просто бес помогал находить обходные тропы в чужом сознании, про которые уже забыл даже сам Платон.

Большая квартира… или нет. Дом? Даже не дом, гигантский особняк. Чем ближе я подходила, тем больше деталей становилось мне доступно.

Память Платона почти стерла это место, он словно нарочно старался его забыть, как старался забыть облик Адалин, заменяя его на эмблему проекта «Горгона». Но даже покрытые дымкой, перелеты, лестницы, галереи этого здания были шикарны. Словно здесь располагался музей, а не жилые комнаты.

Серп стоит у целой плеяды портретов. Старые и молодые. Женщины и мужчины. В костюмах разных эпох, с разными прическами. Чем-то похожие и вместе с тем разные. Рамы висят в четыре ряда, но некоторые из них пусты – только выгравированное на золоченой табличке имя.