Они какое-то время просто смотрели друг на друга, а затем Виталик улыбнулся, сел рядом. Они начали о чем-то говорить.

– Я сегодня была на могиле у отца, – начала я без обиняков. – Спасибо, что следишь там за всем.

Виктор разом утратил всю веселость. Лицо стало серьезным, он медленно кивнул.

Мне было тяжело спрашивать, но я продолжила.

– Скажи мне, как он умер? – Я внимательно посмотрела в глаза бесу, стараясь считать реакцию.

Может быть, стоило залезть ему в голову еще в «Цербере»? Просто выудить это воспоминание из его памяти, увидеть всё своими глазами. Сейчас момент явно упущен, даже если мне и удастся узнать, перемирие между Ковтуном и Адронами будет нарушено, и кто знает, к каким последствиям это приведет.

Виктор молчал какое-то время, а затем с явным усилием, будто каждое слово дается ему с трудом, произнес.

– Подавился косточкой. От сливы. – Я едва расслышала.

– Граф Вяземский умер, подавившись косточкой? – Это было настолько нелепо, что на мгновение мне показалось, что это признание. Виктор просто не может сказать «я его убил», вот и придумывает всякий бред. – Тогда покажи мне это.

Он вдруг ударил ладонью по столешнице.

– Что ты хочешь от меня услышать? Что ты хочешь увидеть? – Его взгляд на мгновение стал безумным, наполненным такой тоской и страданием, что я невольно дрогнула.

Вся присутствующая в баре нечисть напряглась. Златон тут же посмурнел, вставая с дивана, но Виталик успокаивающе положил ему на плечо руку.

– Он знал о своей смерти, понимаешь? Он словно ждал ее, – горячо зашептал мне Виктор, совершенно не обращая внимания на всех остальных. – Это длилось несколько месяцев. Он велел мне всё подготовить. Ты хочешь, чтобы я тебе это показал?! Как я реагировал, как меня выбивали все эти разговоры и намеки от него?

В его глазах читалось обвинение. Словно это я была виновата в том, что паука не стало, или в том, что Виктору пришлось проходить через всё в одиночку.

– Черта с два я тебе это покажу. Даже если залезешь, эти воспоминания запрятаны так глубоко, что не отыщешь. Потому что это только мое. – То ли что-то было с освещением, то ли в глазах Виктора действительно стояли слезы. – Ты отреклась от отца, дочь паука. Так к чему тебе знать, как он умер? Хватит с тебя того, что последнее, о чем он сожалел перед смертью – это о том, что не попросил у тебя прощения.

На мгновение перехватило дыхание. Но даже сомнения в словах Виктора не возникло. В тот момент он был похож на оголенный нерв, на сгусток боли. Может быть, поэтому ему так понравились на вкус эмоции Платона? В какой-то мере они были отражением его собственных.