Мне хотелось передохнуть – но Стром мог быть где-то поблизости. В нерешительности я нелепо перетаптывалась на границе площадки, когда кто-то пришёл мне на помощь.

– Можно вас пригласить?

Передо мной стоял юноша немногим старше меня самой, одетый в бордовое с золотым шитьём – значит, из богатой купеческой семьи – златовласый, синеглазый, будто прямиком с росписи храмовой стены.

Боль толкнулась в виски – Стром ломился в мой разум, и грубо, необыкновенно грубо. Я поспешила открыть связь, надеясь, что юноша не успел принять мое перекошенное лицо на свой счёт.

«Откажи ему».

Что ж, я была права – он наблюдал за мной, даже если был занят чем-то другим.

Мысленно я прокляла Строма страшным проклятьем – перед этим благоразумно закрыв связь.

– Простите, – пробормотала я, стараясь казаться смущённой и растерянной – в целом, это было нетрудно. – Простите, пожалуйста… Я… Я сама не знаю, что на меня нашло. У меня вдруг резко закружилась голова. Вы не проводите меня до ближайшей уборной? – Просьба смягчила мой отказ, и помрачневший было юноша тут же снова засиял улыбкой.

– Разумеется. Здесь такая толпа… Должно быть, вам стало душно. Позвольте предложить вам руку.

Опершись на его локоть, я покинула площадку.

– Я подожду вас здесь, – сказал юноша, доведя меня до ряда позолоченных дверец, благовоспитанно припрятанных за густыми кустами неподалёку от нашей площадки, но я торопливо замотала головой.

– Нет-нет, пожалуйста, не стоит. Мне правда нехорошо… Я надеюсь найти вас чуть позже.

Тот выглядел недовольным, но, видимо, настаивать ему не позволило воспитание.

– Как скажете. Хорошего вечера.

Видимо, моё поведение его всё же задело – но сейчас это тревожило меня куда меньше, чем странный поступок Строма. Впрочем, «тревога» – не то слово.

Я была в ярости – и постаралась толкнуться в его разум с неменьшей силой, чем до того он – в мой.

Тишина. Я почти не чувствовала его. Если Стром хотел, он мог отгородиться от меня без труда. Возможно, отвлёкся на что-то. Может, обхаживал очередную красотку в шелках и думать забыл, какому унижению подверг меня – и это после того, как сам велел протанцевать злосчастные три или четыре танца!

По крайней мере, два были протанцованы. Как бы я ни злилась, приказа ястреба нарушать было нельзя – а значит, надо было возвращаться на злосчастную площадку.

Я глубоко вздохнула несколько раз. В конце концов, с Рамриком всё получилось, так? Он заинтересовался мной и хочет увидеть снова. Вряд ли я любопытна ему в качестве личного стража или «прелестной собеседницы». Что ж, как говорил Стром, куда труднее научиться не вызывать в людях интерес, а удерживать его.