Но Горре улыбнулся.

– Не всякий видит, что они печальны. Это хорошо говорит о вас.

– Спасибо… И спасибо, что пришли. Эрик Стром…

– Ну да, конечно, Стром! – воскликнул он, щёлкнув пальцами, как будто о чём-то вспомнив. – Да-да, разумеется…

Что ж, как-то так я и представляла себе художников.

Конечно, глупо думать, что все они здесь – ради него. Стром стал поводом, искрой – и, быть может, они давно ждали чего-то подобного.

Собравшись на площади перед дворцом, мы вели себя спокойно, стояли, выстроившись в ряд, похожие на стаю чёрных и белых птиц – пришедшие были в основном охотниками и ястребами – среди пёстрых, говорливых.

Барт, вставший чуть впереди, негромко и монотонно зачитывал наши требования с листа, а сразу вслед за тем – сделанные кем-то из механикёров расчёты, из которых явствовало, сколько препаратов – а значит, ресурсов и тепла – теряла Кьертания за каждый новый час нашей забастовки.

Люди оглядывались на нас, и очень скоро по толпе прошёл шёпот, который становился всё громче и громче, а потом перерос в возмущённый гул.

Вскоре недалеко от нас собралась небольшая толпа из горожан. Они тоже выстроились в ряд – куда более нестройный, чем наш – и пока не решались подойти ближе.

– Как же так, господа препараторы, а? – всё приговаривала полная женщина со слезящимися красными глазами, похожая на крупную крольчиху. – Ну ведь все всегда к вам с большим уважением, а вы-то что? Ну как же так можно, а? Недовольство у вас какое-то – а простым людям страдать? Нехорошо это, не по-людски…

Её причитания действовали на нервы, но, как и велел Барт, я сохраняла лицо бесстрастным, смотрела только вперёд – на дворцовую стену.

Постепенно плаксивую женщину оттеснили, а люди стали вести себя агрессивнее.

– Возвращайтесь на службу! – кричали они.

– Позор!

– Позор!

Кто-то привёл служителя храма Мира и Души, который, быстро сориентировавшись, начал грозить нам всевозможными карами.

– Вас ждёт вечный холод, – вещал он, – если вы не раскаетесь в этом грехе. Холод, какого вы никогда не знали!

Охотник, стоявший справа от меня, не выдержал – рассмеялся.

В тот день мы покинули площадь ни с чем.