Сердце Стужи заполняло её целиком.

Оно билось ровно, размеренно, как настоящее. Не сразу я различила прозрачные сосуды, пронизывающие его и расходящиеся во все стороны, словно корни вековых деревьев. Эти сосуды ветвились в толще пещеры и терялись в её глубинах.

По ним струился дравт – тёмный в сосудах, тянущихся к чудовищному куполу со всех сторон, попадая в Сердце, он становился мерцающим, будто звёзды над Стужей.

Сердце словно качало дравт упругими, резкими толчками… И, проходя через жилы, пронизывающие его, дравт менялся. Это от него, странно сияющего, толща Сердца казалась огненно-рыжей? Или всё было наоборот?

Карниз, на котором я оказалась, был всего в пару ладоней шириной, и стена под ним была отвесной. Если использовать крючья и верёвки, я бы, наверное, могла спуститься… и, если очень повезёт, не сорвавшись, оказаться на поверхности Сердца.

Она подрагивала, как сырой яичный желток, и вдруг напомнила мне что-то… Лаву. Жидкий подземный огонь, о котором я читала в одной из книжек госпожи Торре.

Эрик сказал, что погиб, добравшись сюда.

Что если, коснувшись Сердца, я растворюсь в нём, навеки стану его частью, одной из мечущихся в его глубинах теней?

Может быть, Эрик сейчас прямо подо мной, под этой дрожащей алеющей плёнкой, сомкнувшейся за ним безмолвно и бесследно, как вода…

Я почувствовала, как по спине под струдом скользит струйка пота.

Всё зря.

«Эрик».

Я сморгнула слёзы.

Мёртвый не может ничего исправить. Но, может быть, я смогу. Если пойму, в чём он ошибся…

– Не смей плакать. Думай. – Мой голос неожиданно гулко разнёсся под сводами пещеры, и я вздрогнула.

Когда в прошлый раз эта пещера слышала человеческую речь? Случалось ли такое вообще?

Сердце Стужи.

Вот оно – яркое, мерно содрогающееся, раскалённое, – и я стою совсем рядом с ним и понятия не имею, что делать.

Всегда, когда мы говорили о Сердце, я представляла себе что-то маленькое, что легко будет раздавить в ладони или унести с собой… Я много что представляла себе, но никогда – ничего подобного.

«Думай».