– Если я такое низменное создание, – рычу я, – тогда кем являешься ты – та, что подчиняется мне, а значит, находится еще ниже меня?
Открывается дверь, и я резко поворачиваюсь. Наверное, на моем лице написана ярость.
Оук выглядит растерянным. У него помятый вид; видимо, он спал, когда стражники забрали его из темницы. В комнату его приводит один из бывших соколов. Руки принца связаны.
– Рэн? – зовет он.
В эту секунду я понимаю, что совершила серьезный просчет. Стражник застыл в дверях в ожидании дальнейших приказаний, но леди Ноури не может их дать. Если повелю ей говорить, стражник тут же поймет, что она находится в моей власти и что я вернула себе язык, и предупредит остальных. Но если я буду бездействовать, леди Ноури так ничего ему и не прикажет. В этом случае стражник тоже быстро заподозрит неладное.
Я лихорадочно пытаюсь придумать, что делать дальше. Тишина затягивается.
– Можешь идти, – говорит Оук. – Со мной все будет в порядке.
Отвесив короткий поклон, бывший сокол выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. Леди Ноури задыхается – от ярости и шока одновременно.
Я удивлена не меньше.
Оук смотрит на меня с виноватым выражением лица.
– Могу представить, о чем ты думаешь, – говорит он, двигая запястьями, чтобы избавиться от серебряных пут. – Но я понятия не имел, что задумал отец. Я вообще не знал, что у него есть какой-то план. Оказалось, он не продумал детали, чтобы победить.
Я вспоминаю слова Оука в темнице:
Значит, Мадок знал, что его собираются похитить, – возможно, от Тирнана, которому обо всем рассказал Гиацинт, а может быть, напрямую от Гиацинта, – и позволил этому случиться. И все для того, чтобы вернуть верность своих солдат и захватить Цитадель, впечатлив таким образом Верховных короля и королеву и заслужив помилование. Дерзкий, самонадеянный замысел.
Соколы когда-то были верны Мадоку, поэтому у него есть все основания полагать, что за несколько недель, проведенных в самом сердце Цитадели, он сможет вернуть их на свою сторону.