Светлый фон
Его

– Вами мы построим светлое будущее, – повторяли люди в белых халатах, убеждая то ли их, то ли самих себя.

Гораздо позже, когда он уже стал Аконитом, но еще не вернул Гилберта, он понял всю иронию: они находились в лаборатории, которая обосновалась в здании старого кирпичного завода. И в документациях указывался каждый прибывший ребенок. Как партия кирпичей. В тот момент Аконит осознал всю дикость прежнего положения, но в прошлом для него было само собой разумеющимся, что он кирпич.

Тогда Кирпич считал, что он обычный, и все, что с ним происходит, – нормально. Даже отсутствие конечности не воспринималось как лишение. Кирпич думал, что абсолютно все кирпичи одноногие, и только люди в белом имеют привилегию в устойчивом вертикальном положении.

люди

Но потом Кирпич увидел других кирпичей – бледных детей с одинаково светлыми волосами и пустыми, выцветшими радужками глаз. У всех было по две ноги. Только ему приходилось балансировать на одной и прыгать.

Когда кирпичей собрали впервые, их построили в шеренгу, где человек в белом сказал им, кто они:

– Вы кирпичи! Вы части великой цели, – говорил он.

И кирпичи верили. Потому что у них не было ничего, кроме его слов. Они верили и потом, когда случились Истязания. Это была проверка кирпичей, насколько они крепкие строительные материалы.

Сначала их всех заставляли бегать, прыгать и сталкиваться друг с другом. Кирпичу было сложно. Он не умел еще балансировать на одной ноге, не мог так ловко передвигаться, как двуногие кирпичи. Тогда он понял впервые, что равенство не всегда справедливость. Потому что все были в одинаково равных вертикальных условиях, но для Кирпича условия были несправедливые. Тогда ему пришлось впервые вершить правосудие – заставлять всех принять горизонтальное положение. Он наконец перестал отплевывать выбитые зубы. Теперь этим занимались противники.

– Пять, – сказал человек в белом на исходе дня.

Кирпич не понял. Но знал, что обязан это запомнить, потому что именно так ему и сказали: «Запомни».

Что было удивительного в том дне? Ничего для Кирпича. Но многое удивило бы Гилберта Хантмэна. Например, почему все раны так быстро заживают на его теле? Почему его волосы стали белыми? Почему детей заставляют бить друг друга? Но Кирпичу было все равно, потому что для него все было в новинку, но при этом уже считалось само собой разумеющимся. Боль считалась обычным делом. А после дальнейших дней та боль казалась пустяком.

Следующее утро Кирпича началось с того, что ему вспороли живот. Мука была жгучей, но даже не она запомнилась Кирпичу, а собственные внутренности, которые шипели и гудели. Гораздо позже Аконит узнал, что так работает приобретенная регенерация. Именно эту способность проверяли в тот момент – регенерацию. А цифры были своеобразной оценкой показателей, которые позже стали именами.