– Кто устроил пожар? – уже настойчивее спросил Кайл. – Кто, впадая в припадок ярости, кричал не своим голосом и разбрасывал пламя? Кто ломал кости непробиваемого эфилеана и пытался выжечь ему язык?

Ощущения древнего… другие. Совершенно другие! Я слышала рассказы волков, кому довелось встретить таких существ на месте сражения. Они описывали присутствие древних, как могильный холод и страх.

Страх, который поглощал тебя, забирая силу, превращая в простую ватную куклу на поле кровопролития. И чем больше крови поглощал древний, тем тяжелее ощущалось его присутствие.

На Монс-ден жил один такой древний клан, члены которого, по слухам, вливали в себя красные реки, а вместо желудков у них была черная бездна.

«Мать твою, страшно… чертовски страшно. Если ляпну что-то не то, он разорвет меня, как животное».

Я не решалась спросить, что с ним произошло, не решалась поднять глаза, как после тягостного молчания прозвучал уже другой голос ночнорожденного:

– Посмотри на меня.

Приказной и властный тон, от которого все сжалось внутри. Вот откуда шел неописуемый страх – посмотреть в ставшие красными глаза хищника.

– Посмотри, – настойчиво повторил он.

Я медленно подняла голову, пока не встретила взгляд древнего. На белом лице, которое казалось более здоровым, чем при первых встречах, сквозь пятна крови и оскал я больше не смогла увидеть информатора.

– Животное. Куда ты дел Кайла? – почти шепотом спросила я. – В прошлый раз я коснулась тебя. Почувствовала объятие. Я открылась тебе. Но что происходит сейчас? Коснуться? Мне страшно даже стоять рядом с тобой. Нынешним тобой.

– Я знаю, что ты что-то скрываешь, – он стоял на своем. – Не заставляй узнавать это моими путями.

– Джелида меня дери, чтобы отчитываться тому, кому я теперь не могу доверять.

– Я все тот же Кайл, – сквозь сомкнутые зубы прошипел он. – И ты все так же можешь доверять мне.

– Тогда почему я вижу перед собой Кайла, – я ткнула пальцем в его грудь, – но не чувствую его внутри?

Белки глаз Кайла рассекли черные прожилки, устремившиеся к зрачкам. Колкая атмосфера стала поистине пугающей. Он схватил мою воспаленную руку и, в ярости сжав запястье, низко прорычал:

– Я дал понять, что ты можешь довериться мне!

– Мне больно.

– Ты красная лгунья! – Холодные пальцы сомкнулись железной хваткой. Боль становилась невыносимой, из волдырей потекла жидкость. – Почему с тобой столько проблем? Почему молчала, продолжая что-то скрывать?