Возможно, тощий беляк хотя бы попрощается.

В обед в дверь постучали, и на пороге появился барьер жизни. С виду эфилеан, относившийся к почти исчезнувшему виду барьеров, ничем не отличался от своих сородичей: белоснежные волосы, бледная кожа и светло-серые глаза.

Осмотрев мои руки, он принялся за лечение, изучая список, оставленный Мартином. Куски кожи, как чешуйки, слетали с рук, ранки медленно затягивались, жидкость из ожоговых пузырей растворялась.

– Этот список Мартин оставил, – я прервала затянувшееся молчание.

– Знаю, – коротко отозвался он, не отрываясь от процесса.

– Некоторые банки уже опустели, но они еще есть в списке, он ведь придет с новыми?

– Не знаю.

И снова тишина.

– Как долго займет естественное заживление?

– Пару дней.

– Спасибо тебе, – сдержанно произнесла я.

– Это просто моя работа, ничего более, не обольщайся.

– Но ты помогаешь мне.

– Просто работа, – сухо оборвал эфилеан.

«И этот туда же. Все о работе, о сделках, о договоренностях. В них нет ничего, что можно было бы назвать «человечным». Тошнит от этого. Живые снаружи, но как будто мертвые внутри. Неужели им не знакомо понятие тепла? Сострадания? Я знаю, что у барьеров живая душа, точно знаю, ведь Делиан был другим. Так почему же они так скупы в чувствах? Или это особенное отношение, потому что я потомок варварского подвида?»

– Уходи, – вырвав руку, я выдала словесную пощечину. – Прочь.

– Я еще не закончил.

– Я сказала – прочь!

Судя по взгляду, барьер жизни не сразу понял услышанное. Отказавшись от его щедрой помощи, я задела целительскую гордость. Настоящая редкость нашего мира: их услуги стоили немало и, получив подобного рода отказ от меня – выродка огня, отброса общества, – он почувствовал несравнимое унижение.

– Отродье огня, – бросил барьер, будто выплюнул кусок тухлятины, и стремительно покинул комнату, громко хлопнув дверью.