С каждым выкрикнутым словом глаза Элен стремительно тускнели, теряя жизненный блеск. Мертвые не щадили сосуд: коварная улыбка растягивалась так сильно, что сухая кожа в уголках губ треснула и засочилась в кровь.

– Ровно месяц назад эти мерзавцы – создатели Неизвестной войны – сделали свой последний ход в эксперименте над душами, до трагедии пошел обратный отсчет. И, как по иронии злодейки-судьбы, месяц назад Элен пришла в твой город равноправия.

– Довольно, – оборвал старец, но души не унимались:

– Если бы вы приняли потомка огня, мы бы рассказали о заражении… Прощение… Мы были готовы отпустить ваш грех заговора и трагедии Огенских полей… даровать счастливое будущее. Но твои эфилеаны не приняли сосуд только потому, что она наш потомок. Потомок пламени… Даже равноправие Кампуса не смогло вычистить подвидовую грязь из эфилеанских сердец. Грязь! Грязь! Внутри вас грязь!

– Я сказал: довольно.

– На самом деле мы не злодеи в этой истории. Ведь ты, Дон, как никто другой, знаешь, кто здесь то самое вселенское зло.

– Довольно! – как гром прогрохотал голос старца.

Присутствующие застыли в мертвой тишине, пока Дон обдумывал дальнейшие действия.

Души огня в сосуде – источник, хранящий ответы о зараженных. И единственный шанс узнать, где зараженные, – предложить взамен ответов что-то поистине ценное для Элен, так как слияние ее сознания с коллективным сознанием душ только пустило свои корни, и владелец сосуда не потерял себя окончательно, а потому тоже имел свое слово.