– Как вы можете восторгаться трагедией, из-за которой гниют собратья огня? – не выдержав, вспылил прокурор.
Дон машинально коснулся своей груди, где висел красный тканевый мешочек. Он уже знал: сама Неизвестная война – представление Высшего совета. Но то, что послужило причиной и отравило эфилеанов… оказалось древней реликвией – ядовитым Асентритом. И тогда Дон наконец понял, почему пропавших Неизвестной войны нет в хранилище душ: старцы власти держали живых эфилеанов взаперти, а эфирные тела почивших хранили в своих личных колбах для экспериментов над душами.
Все в глазах Дона омрачилось. В барьерской душе снова заныла старая рана, когда он представил ужасы прошлых времен, которые мастерски творили их руки, когда он был в рядах эфилеанской власти среди статных фигур тысячелетних существ.
История повторялась. Но теперь на кон игр власти была поставлена не только плоть, но и душа. Высшая степень извращения, какую можно было представить, – подражание богу.
И виновником этой трагедии являлся сам Дон.
Когда эксперименты Высшего совета над людской и эфилеанской плотью были на пике, когда сам Дон находился среди предводителей экспериментальных групп, в душе старца зародилось семя сомнения о моральной части своих поступков. Когда под его началом ученые впервые пересадили эфилеану человеческий орган, Дон услышал еле уловимый зов совести на фоне несмолкающих криков подопытного существа, что надрывался и день и ночь от страшных мук. Дон не остановил старцев, все больше и больше предававшихся зверствам для осуществления изощренных желаний, а просто бежал.
И вот, спустя годы, жадность старцев власти посягнула на самого бога.
– Где сейчас пропавшие двадцать лет назад эфилеаны? – не медля, спросил Дон.
Жнец не ответил. Он крепко вцепился взглядом в Элен, в то время как души из последних сил сдерживали коварный смех.
– Сейджо, где эфилеаны Неизвестной войны? – настойчиво повторил старец.
И снова ответа не последовало. Обстановка заметно накалилась, как вдруг души разразились своей ядовитой тирадой: