Светлый фон

Это ради тебя я уничтожила город, полный трольдов. Твоих трольдов.

Это ради тебя я уничтожила город, полный трольдов. Твоих трольдов.

Всех, кого ты знаешь и любишь.

Всех, кого ты знаешь и любишь.

Ради тебя.

Ради тебя.

Ради тебя.

Ради тебя.

Я опускаю голову, охваченная стыдом. Мне нечего сказать, чтобы удержать его здесь, нечего сказать, чтобы заслужить его прощение, чтобы вернуть его любовь. Ему следует покинуть меня; он должен покинуть меня. Бежать из этой камеры, бежать от этого разгорающегося огня, что грозит нас уничтожить. Бежать, пока он еще может, и оставить меня тьме.

Но ведро ударяется о каменный пол, слышится громкий стук и плеск воды. Я вскидываю голову. Гляжу на окутанную тенями фигуру моего мужа, который опускается на колени, вновь окунает свою тряпицу в воду, выжимает лишнее. Он встает и, не глядя мне в глаза, начинает мыть мои руки. Они высоко задраны по обе стороны от моей головы, но он такой высокий, что ему не составляет труда до них дотянуться. Особое внимание он уделяет моим ладоням, тщательно отмывая каждый палец по очереди. Я стараюсь не двигаться, отказываюсь позволять своему телу реагировать всякий раз, как его кожа касается моей. Вода течет вниз по моим рукам, пока он продолжает заниматься моими ладонями, запястьями, локтями. К тому времени, как он добирается до подмышек, я уже вся дрожу. Но не от холода.

Он делает шаг назад. Его взгляд прикован к переду моего лифа. Лишь теперь я замечаю, какими твердыми и темными стали мои соски, выпирающие сквозь тонкую светлую ткань. Дыхание Фора вырывается короткими горячими вздохами, опаляет мне кожу и заливает низ живота лавой. Его руки двигаются. Медленно, решительно, он прижимает эту прохладную тряпку к моей ключице. Ведет ею ниже, ниже. Влага впитывается в завязанные крест-накрест ленты, удерживающие мой лиф на вздымающейся груди. Он подбирается к этим лентам, медлит у выреза. Один палец вытягивается, скользит туда и обратно по верхней тесемке, словно раздумывая. С той же решимостью он запускает этот палец под ленту и тянет.

Шнуровка расходится.

Я пытаюсь сделать вдох, а он идет дальше, проводит по изгибу моей обнаженной груди, прожигая дорожку огня на моей плоти. Наконец его глаза вновь встречаются с моими. Его лицо укрыто тенями, но в глубинах зрачков горит красный свет. Я не отвожу взгляда. Даже когда кончик его пальца проходит по моему соску и в теле взрывается жар. Мои ресницы трепещут, но я удерживаю его взгляд.

Его губы раскрываются. У него лицо изголодавшегося, глядящего на запретный пир. В его душе бушует война, яростная и упорная. Я не могу этого вынести. Мне так хочется потянуться к нему, обхватить его голову и привлечь его к своей груди, направить его губы к своей трепещущей плоти. Но вместо того я изворачиваюсь в своих кандалах, стискиваю цепи ровно над моими запястьями и выгибаюсь телом навстречу ему. Предлагая себя. Предлагая все, из чего состою. Каждую надежду, каждое желание, каждую потребность.