– У меня нет ключа, чтобы их отпереть, – задумчиво говорит он, скорее самому себе, чем мне. – Он, должно быть, у Сула. Но, может…
Отставив флягу, он снимает с пояса нож и начинает возиться с кандалами, делая что-то, чего я не вижу. Он пытается вскрыть замок? Прорезать мягкий свинец? Я не знаю. Я не могу мыслить здраво, не тогда, когда он стоит ко мне так близко. Его мощная грудь так близко к моему лицу, что я готова поклясться, что слышу его сердцебиение. Меня ошеломляет его запах – эта смесь земли и гранита, ледяных потоков и расплавленного жара, которую я почти позабыла. Теперь она заполняет мои ноздри и вызывает яркие воспоминания. Воспоминания о наших телах, переплетенных так тесно, как это только возможно для двоих людей. Воспоминания о том, как эти мощные руки обхватывали меня, об этих ладонях, этих губах, заявляющих свои права на каждый дюйм меня.
У меня перехватывает дыхание. Я закрываю глаза, пытаясь не дать своему телу выгнуться и прижаться к нему, желая хотя бы частицы той близости, что мы разделяли прежде. Фор цепенеет. Пускай мы и не соприкасаемся, я чувствую, как напряжение сковывает его руки, его грудь. Если бы эти свинцовые стены и свинцовые цепи не блокировали мой божественный дар, то какие бы чувства, волнами рвущиеся из его души, сейчас донеслись бы до меня? Осознание моего голода? Отвращение? Омерзение? Страх?
Конечно, я лишь принимаю желаемое за действительное, полагая, что именно голод вибрирует в воздухе между нами.
Он делает шаг назад, я слышу его дыхание в тишине. Его глаза блестят, глядя на меня сверху вниз.
– Я не могу снять с тебя оковы, – говорит он. – Они зачарованы. Мне придется сходить за ключом.
Я киваю, опуская веки, мне слишком стыдно встречаться с ним взглядом. Конечно же, он должен уйти. Снова. Уйти и отыскать своего брата. Уйти и опять оставить меня в темноте, гадающую, а не приснился ли мне этот миг. Он отворачивается. Я делаю вдох, как будто готовлюсь головой вперед нырнуть в темный поток. Его уход похож на эту нехватку воздуха, пустота его отсутствия напоминает ледяные объятия бесконечной реки.
Но он не уходит. Он отходит в сторону, за пределы света лорста. Затем возвращается, неся в руке ведро. Он ставит его на пол. Холодная вода с мыльной пеной плещет через край и собирается лужицей вокруг моих босых ног. Фор опускается на колени, погружает в пену шелковую тряпицу. В следующий миг он встает передо мной, держа в руке мокрую ткань. Его глаза находят мои, три долгих вдоха удерживают меня в своем гипнозе.
Он протягивает руку. Прижимает ткань к моему виску.