– Мы, твоя команда, будем ждать, когда наш командир будет готов к церемонии похорон. И в эту трудную минуту мы будем держаться друг за друга. Ради них… ради наших погибших друзей мы должны продолжать жить.

Как только дверь захлопнулась, Неамара накрылась одеялом с головой и снова заплакала навзрыд. Он был прав, бесконечно прав, но сейчас ей не хотелось это признавать. Все, о чем она мечтала, это повернуть время вспять и спасти, кого было возможно. Пролежав так несколько часов, она села на край кровати и потянулась к ящику тумбочки, на которой недавно сидел Америус. Оттуда она вытащила сложенный лист бумаги, то единственное, что осталось в память о Деосе: его переписанное стихотворение. Только сейчас заметив, как старательно была выведена им каждая буква, Неамара улыбнулась, а ее мокрые глаза невольно пустились читать первое четверостишие:

«Он знал, что сердце его черство…»

* * *

На окраине города, спрятавшегося в низине среди Костяных гор, скучились темные, едва различимые во тьме силуэты. Редкие вспышки молний оживляли их неподвижные фигуры. К грехам, чудом пережившим страшную резню, подкралось последнее тяжелое испытание – время расставаний и траура. Воины и серафим окружили два небольших помоста, на которых лежали тела их погибших товарищей. Все было готово для того, чтобы воспылали погребальные костры. Возникшая пауза затянулась, никто не решался взять слово, хотелось проститься без речей – молча вспоминая покинувших их соратников. Хелин с особым вниманием разглядывала Кимара и Деоса, словно стараясь хорошо запомнить их, каждую деталь, самые неприметные особенности, будь то редкая седина на висках у алого быка или крохотный шрам над бровью информатора. От нимба Иандаэля исходил яркий, видимый только пятерым грехам, золотистый свет, позволяющий ей это сделать.

– Никогда не замечала, насколько он красив, – тихо произнесла она, любуясь лицом Деоса, на котором застыло безмятежное, спокойное выражение. – Я так и не успела запечатлеть его на холсте.

– Поздно, Хелин. Теперь уже придется писать по памяти, – оборвала ее Неамара. Она только недавно смогла успокоиться, а заклинательница, хоть и неосознанно, снова тревожила душевные раны.

– А ведь он так хотел быть изображенным в образе бога наслаждений, помните? Обнаженным, – ничего не замечая, Хелин продолжала говорить. Она скользнула пальцем по острой скуле Деоса – сама не понимая зачем.

– Да, я еще тогда чуть не умер, поперхнувшись чаем, когда услышал это, – грустно посмеялся Америус. Он бережно держал в руках черный сверток.