— Сошел с ума, — подсказал Виктор. — Иначе как безумием эту одержимость нашим кладом объяснить нельзя.

На самом деле мы оба знали, что я имела в виду попытку выстрела, едва не ставшую роковой для меня. Но, кажется, об этом стоило поговорить позже, в семейном кругу.

Стрельцов приподнял бровь.

— Пожалуй, нам с вами действительно есть что обсудить за чашкой чая.

Мы расселись в гостиной. Марья подала чай, без спроса бухнув в мою чашку пару ложек меда. Виктор молча придвинул ко мне конфеты из сухофруктов и орехов. Я положила себе на блюдце побольше и с удовольствием раскусила одну. Хотя я чувствовала себя прекрасно, устав больше морально, чем физически или магически, но береженого бог бережет. Тем более сейчас, когда магическое истощение может непонятно как отразиться на ходе беременности. Малыш тихонько шевельнулся, будто давая мне понять: все хорошо, я здесь, все в порядке. Я улыбнулась то ли себе, то ли ему, хотя рассказ исправника поводов для улыбки не давал.

— Евгений Петрович прискакал, когда мне уже оседлали коня. Сказал, что крестьяне взбунтовались при вести о карантине и пошли громить имение Анастасии Павловны.

— Долгонько он собирался, — фыркнул Виктор. — Мальчишка успел прибежать к нам, рассказать все и умчаться к вам.

— Этого я не знал. Однако меня озадачила такая осведомленность черни о том, кто был инициатором противоэпидемических мер. К тому же собрание состоялось не сегодня и о возможном карантине крестьяне должны были узнать еще вчера. Стихийные бунты редко зреют долго — судя по происшествиям на юге страны, откуда пошел мор. — Стрельцов помолчал. — Но если предположить, что это не стихийный бунт, а Зарецкий намеренно мутил воду, то все встает на свои места. Мы еще порасспрашиваем этого…

— Якова, — подсказала я.

— Да. Думаю, он расскажет, кто его надоумил.

— Странно, что доктор сделал ставку на дурачка, — заметил Виктор.

— Умный бы не был таким легковерным, — вмешалась я. — Потому и крестьяне не видели подвоха. Что у дурня на уме, то и на языке. Может, доктор и не обещал ему ничего, только напугал черной птицей и ядом в колодце. Дурню проще поверить в теории заговора.

Стрельцов кивнул.

— Вероятно, приехав ко мне, доктор пытался замести следы своего участия в бунте: я должен был стать свидетелем, что он ни при чем. Ну и заодно утопить этот бунт в крови, и после этого никто не искал бы подстрекателя. Обсуждали бы обоснованность столь жестоких мер…

— Вы-то ему когда на глаз успели наступить? — полюбопытствовала я.

— Думаю, дело не во мне лично, к тому же, если бы вы погибли — простите, Анастасия Павловна, что говорю о таких мрачных вещах…