Я пожала плечами.

— Если бы толпа со мной разделалась, никто не осудил бы вас за жестокость. Но я посмела остаться живой и даже начать договариваться. Вот бедолага расстроился.

— Возможно, Зарецкий рассчитывал, что я не осмелюсь поехать один, без поддержки солдат, и явлюсь слишком поздно — пока-то пешие доберутся. Но я решил, что толпа крестьян уж никак не опаснее вооруженных отрядов горских князей и боевых магов Лангедойля, их поддерживающих.

— И все пошло не по плану, — хмыкнула я. — Спасибо вам за вашу смелость.

— Не стоит, Анастасия Павловна. Я выполнял свой долг. Кто действительно поражал сегодня своей храбростью…

Я с улыбкой покачала головой, и он не стал договаривать. Чтобы сменить тему, я взяла со стола записную книжку, принесенную Мотей, пролистала.

— Похоже, это дневник моего батюшки. Вот почему Зарецкий был так уверен, что клад в доме.

— И вот почему не купился на наше представление, — заметил Виктор.

— Представление? — заинтересовался исправник.

Мы с Виктором, посмеиваясь, рассказали ему про шкатулку с «сокровищами». Стрельцов расхохотался.

— О, женщины, вероломство вам имя!

— Но деревенский мужик, нашедший ее, никак не мог быть достойным наследником, — сказал Виктор.

— Почему? — изумилась я. — Он мог быть незаконным… гм.

Оба мужчины посмотрели на меня так, будто я собралась стриптиз на столе танцевать.

— Даже если предположить, что ваш батюшка или дед… наследил в деревне, простите. Человек, пытавшийся утаить найденное на чужой земле, не может быть достойным, — покачал головой Стрельцов.

Я пожала плечами, решив, что продолжать спор не имеет смысла.

— А записки он наверняка украл, когда осматривал тело вашего батюшки, чтобы подтвердить самоубийство. Как только кот додумался их стащить, и когда успел?!

— А это точно было самоубийство? — спросила я, чтобы отвлечь внимание от сверхъестественных способностей Моти. — Не помог ли милейший доктор…

— Мы записали это как несчастный случай в обращении с оружием, иначе вашего батюшку не похоронили бы на освященной земле, — сказал Стрельцов. — Но это несомненно было самоубийство. Следы пороха на стреляющей руке, отпечаток дула у виска, характерный ожог вокруг входного отверстия… Еще раз прошу прощения, Анастасия Павловна. Такие подробности не для женских ушей, тем более не для ушей дочери.

— Кажется, мы с вами уже убедились, что у моей жены нервы покрепче, чем у нас обоих вместе взятых, — усмехнулся Виктор.