– А что такое эти «случайные проявления»?

– А, – Гиффорду как будто больно было это говорить. – Трудно сказать. Хаократия, она… неряшливая. Самая неряшливая магия, если не считать некромантию, – он хихикнул, но Мерритту потребовалась секунда, чтобы понять шутку. Ее мрачность его удивила. – Если честно, это такая запутанная категория, куда сваливается все, что нельзя отнести к другим категориям.

Оуэйн поднял голову, внезапно бодрый и очевидно заинтересованный.

– Понятно. А вот эти, остальные, – он показал на последние два пункта в списке.

– Эти, – извиняющимся тоном сказал Гиффорд, – те, что, я считаю, прошли мимо вас. Хотя вы могли их и ощутить – или нечто схожее – в той ситуации; я не могу найти других причин, почему вы, особенно так далеко по линии, обладали бы такими способностями. Однако, – он наклонился поближе, как будто хотел поделиться секретом, хотя в комнате больше никого не было, – я думаю, что линия Николсов неверна. – Николс – девичья фамилия матери Мерритта. – Я полагаю, где-то там затесались еще один или два сексуальных партнера, которые, по очевидным причинам, не появлялись ни в больничных записях, ни в наших исследованиях, – он пожал плечами. – Мы можем никогда не узнать. Как бы то ни было, возьмите.

– Понятно. Спасибо вам за это, – он приподнял листок.

«А что насчет меня?» – спросил Оуэйн.

– Послушайте, Гиффорд, – продолжил Мерритт, – а какой процент, как вы думаете, мог быть, скажем, у моего восьмиюродного дедушки? Если предположить, что он был по линии волшебников?

– Восьмиюродного? – Гиффорд отшатнулся, а потом начал считать на пальцах. – Это получается, что где-то в тысяча пятисотых?

Мерритт пожал плечами.

– Ну… и это очень грубые прикидки, заметьте, – сказал он, как будто огласка неверной оценки была для него смерти подобна, – учитывая статистику и капризную природу магии, особенно по вашей линии… я бы сказал, что где-то от двадцати четырех до тридцати шести процентов, чтобы у вас набралось, особенно по воле случая, столько, сколько есть сейчас.

– Интересно, – Мерритт взглянул на Оуэйна, надев свои «впечатленные брови».

Оуэйн гавкнул, напугав Гиффорда.

– Спасибо вам за труды, – Мерритт протянул руку, и Гиффорд счастливо ее пожал, прежде чем поднять свой портфель. – Я вас провожу.

– Я был бы рад узнать обо всех других феноменах, которые вы испытаете, – сказал Гиффорд, когда они спускались по лестнице. – Это может помочь нам в точности установить, что вон там происходит, – он махнул куда-то в сторону Мерритта.

Мерритт полагал, что знать детали ему не повредит, пусть даже жизнь волшебника казалась ему чьей-то чужой жизнью. Он определенно не имел ни малейшего желания устроиться на работу благодаря своим неожиданным способностям, хотя любой, кто нанял бы кого-то столь неопытного, как он, явно был бы по-настоящему отчаянным.