– Идите вон, – попросила я. – Не хочу вас больше видеть.

– А как же мольбы и просьбы о пощаде? – Государыня удивленно посмотрела на меня.

– Пошла вон!

На этот раз королева не обиделась, посмотрела на меня, хмыкнув, и действительно исчезла за дверью.

Вместо нее в темницу заглянула Рен, служанка подхватила императора и как-то странно, плотоядно облизнулась.

– Чем она тебя купила? – спросила я напоследок. – Сколько ты стоишь, Рен?

– Дорого, господин. Она пообещала отдать мне всех Шепчущих. – Рен улыбнулась.

– Зачем они тебе?

– А ты еще не поняла, девочка? – протявкала вдруг служанка изменившимся голосом. Очертания ее тела поплыли, превращаясь в упитанного… вроде бы енота – не сильна я в зоологии. Но когда-то Рен долго втолковывала мне тонкости местной мифологии.

– Тануки? – устало удивилась я.

– Славно я тебя провел, а? Славно… – оскалился енот и щелкнул когтистыми пальцами, в углу темницы появился стол с письменными принадлежностями. – Допиши свои записки, девочка. Они интересные, мне нравится их читать.

Тануки снова потянул носом, облизнулся, и я поняла, что он сожрет императора. Только бы не здесь.

– Уйди, пожалуйста, – попросила я.

– Как прикажете, Ваше Высочество, – улыбнулся тануки, и дверь за ним закрылась. Похоронно звякнул замок. Я свернулась на полу в клубок и попыталась забыться.

Теперь я и правда заканчиваю эти записки. Делать-то все равно нечего, и лучше бы со всем этим действительно покончить, потому что я вот-вот сорвусь, напьюсь туши и помру, наверно, несколько грязнее, чем хочет королева. Вряд ли она желает увидеть своего сына всего в… Ну, вы поняли. Тушь – это же вам не специальный яд, который убивает легко, словно ты заснул.

Что ж, подводя итог… Я все-таки вылетела из игры, причем только из-за собственной глупости, но мне не жаль. Зачем жалеть жизнь на лезвии ножа? Это была интересная жизнь, но с меня хватит. Жаль только тех, кто погиб из-за меня. Так глупо, так… ни за что. Разве можно терять жизнь из-за такой, как я?

Как же здесь тихо… Мне постоянно чудится журчание воды – конечно, это галлюцинации, я понимаю. Я пыталась достать до окошек под потолком, но, во-первых, они не больше вентиляционных отверстий, а во-вторых, они слишком высоко. И ничего, кроме низенького столика для письма, в моей камере нет.

Я всерьез подумываю повеситься на одном из серебряных крюков. Будет тяжело, неудобно, да и я ослабла настолько, что с трудом держу кисть – вряд ли смогу завязать крепкий узел. Но когда станет хуже, я это сделаю. Смерть от жажды пугает меня больше.

В дверь я уже стучала – толку-то. Думаю, даже если я обезумею и попытаюсь разбить голову о стену, никто на шум не явится.