– Он любит тебя, госпожа.

– Любит? – Шериада рассмеялась, но было видно, что ей невесело. – Любит! Я нужна ему как батарейка, как огромный магический накопитель для артефакта. Вот как он меня любит. Он же демон, Элвин. Ты еще не понял, на что способны демоны? Всех, кто становится ко мне близок, он убивает, чтобы в итоге остались только я и он. Я и он! Чтобы не было никого, кто мог бы сделать меня сильнее, никого, кто мог бы меня поддержать. Если это случится, если я сдамся, не будет никакой высокой любви, как в романах, даже свадьбы не будет: он же демон, зачем ему эти глупости? Он превратит меня в эту свою батарейку, чтобы с моей помощью управлять Источником. И станет самым сильным, самым могущественным – мечта для демонов, сам знаешь. Он убил моего мужа – якобы несчастный случай. И Рина – тоже несчастный случай! Помнишь Рина? Портрет в моей спальне. Я любила его больше всех на свете. А Руадан убил его, я своими глазами все видела, а он потом уверял меня, что все это неправда, что мне почудилось, и его там даже не было. Я чуть не сошла с ума тогда, я не хотела жить, но у меня был маленький сын, я должна была справиться, – она вздохнула, успокаиваясь. – Мне жаль, что пришлось привезти тебя сюда, Элвин. Мне жаль, что тебе приходится выбирать между мной и Руаданом. И мне будет очень жаль убить тебя, если ты предпочтешь демонов. Но я буду должна. С твоей помощью Руадан получит преимущество, ты станешь его надсмотрщиком за другими высшими, с твоей помощью он получит полный контроль над Лионом и мирами вокруг него, и тогда развяжет новую войну. А я не могу этого допустить. Ты защищаешь тех, кто тебе дорог, и я тоже. Но, Элвин, я тоже человек. И мне больно от того, что я вынуждена делать.

А я смотрел на шахматы и бездумно играл с кольцом, которое дал мне Антоний в нашу последнюю встречу. В нем был яд для Шериады, и мне казалось, оно жжет мне палец. Другое кольцо – рубиновое, подаренное Руаданом, было по-прежнему незаметно для меня, о нем я почти не думал, пока не заметил, как Шериада посматривалет на него время от времени, но ничего не говорит.

Снаружи в ночном небе расцвел салют. Белые единороги прошлись от горизонта к горизонту. За ними взмыли красные, как всполохи огня, птицы.

Шериада взяла кубок и кивнула мне.

– Налей еще, пожалуйста.

«Алия, – думал я, беря ее кубок. – Тина. Что мне делать? Если узнает, Шериада убьет их, а потом меня».

Она спокойно приняла кубок. Улыбнулась, и в ее взгляде мне почудился отголосок того смирения, с каким она смотрела на меня однажды в общежитии – среди обломков, ожидая, что я ее ударю.