Светлый фон

Этот запах ползет по моей спине, напоминая, что Фантомы больше нет, хотя я держу ее в своих руках.

Этот запах ползет по моей спине, напоминая, что Фантомы больше нет, хотя я держу ее в своих руках.

Спустившись на дно, я едва не подворачиваю лодыжку, но удерживаюсь от того, чтобы упасть.

Спустившись на дно, я едва не подворачиваю лодыжку, но удерживаюсь от того, чтобы упасть.

Затаив дыхание, я кладу ее на землю. Она слишком маленькая для этой могилы.

Затаив дыхание, я кладу ее на землю. Она слишком маленькая для этой могилы.

– Теперь ты готова посмотреть? – дядя Руфус подходит, только его голова видна над краем могилы, затем его широкие плечи, грудь. Наконец, он поднимает фонарь, и мне приходится прикрыть глаза от резкого яркого света.

– Теперь ты готова посмотреть? – дядя Руфус подходит, только его голова видна над краем могилы, затем его широкие плечи, грудь. Наконец, он поднимает фонарь, и мне приходится прикрыть глаза от резкого яркого света.

Когда я снова могу видеть, я набираюсь смелости взглянуть на Фантому. Я должна увидеть ее в последнем пристанище, прежде чем земля покроет ее. Я в долгу перед ней.

Когда я снова могу видеть, я набираюсь смелости взглянуть на Фантому. Я должна увидеть ее в последнем пристанище, прежде чем земля покроет ее. Я в долгу перед ней.

Грубая коричневая холщовка при свете становится золотистой.

Грубая коричневая холщовка при свете становится золотистой.

Но она лежит не на насыщенной темной земле.

Но она лежит не на насыщенной темной земле.

Ткань, грязная и пропитанная влагой, местами еще зеленая. И что-то в ней – бледное на фоне грязи. Несколько вещей, длинных и тонких. Пуговицы и сапоги. Блестящая латунная пряжка ремня.

Ткань, грязная и пропитанная влагой, местами еще зеленая. И что-то в ней – бледное на фоне грязи. Несколько вещей, длинных и тонких. Пуговицы и сапоги. Блестящая латунная пряжка ремня.

Длинные светлые волосы.

Длинные светлые волосы.

Пустые глазницы. Над ними трещина.

Пустые глазницы. Над ними трещина.