Мика.

Я шепчу его имя, и Селестра напрягается. Я не жду, пока она заговорит, потому что захлебываюсь в горе.

Я беру себя в руки и подхожу к телу друга.

Он лежит на боку с широко распахнутыми, испуганными глазами. Я опускаю его веки. Надеюсь, где бы сейчас ни была его душа, он смог хорошенько рассмотреть битву перед тем, как уйти.

– Мы сделали это, – шепчу я ему на всякий случай. – Мы спасли всех.

Я сжимаю руку Мики.

Мой друг. Мой брат. Моя семья.

Губы Селестры дрожат, когда она хватает меня за плечо. Слезы снова угрожают политься из глаз, но она сдерживает их.

Возможно, она будет оплакивать его позже. Сейчас Селестра остается сильной ради меня.

Мою грудь сотрясают рыдания: без Мики мир утратил свои краски. Друг всегда был рядом со мной: каждый неудачный план, каждую уловку и авантюру мы придумывали вместе во время тренировок Последней Армии или в тавернах по вечерам.

– Мы похороним прах Мики здесь, – говорит Селестра. – И посадим большое дерево в его честь. Так мы поступим со всеми воинами Последней Армии и Полемистеса, погибшими сегодня. Они заслуживают почестей за свою жертву.

Я качаю головой и вытираю слезы.

– Нет, – возражаю я. – Мика хотел бы вернуться домой к своей семье.

Он не был сиротой, как я, или брошенным ребенком, как Селестра. Его любили и лелеяли, и семья захочет похоронить Мику сама. Я не отниму у них шанса оплакать сына и попрощаться с ним в последний раз. И когда они это сделают, я дам им знать, что он умер, спасая мир.

– Они бы гордились, – произносит Люциан.

Его голос все еще хриплый от напряжения, и, хоть кровь капает у него из живота, он держит голову высоко, не обращая внимания на рану.

Неважно, что на пляже все замерли. Большинство бросило оружие на землю, ожидая новых приказов.

Люциан держит меч в руках, еще не веря, что все кончено.

– Каждый, кто погиб в этой войне, был бы горд, – произносит он. – Включая Эльдару.