Но вдруг раздается смех.

Темнота продолжает рассеиваться, вскоре я уже вижу большую часть камеры. Какая-то массивная фигура сидит, прислонившись к прутьям, рядом со мной и покачивается от смеха.

– Мне было четыре года, когда я впервые пришел сюда, а Мэйвену только что исполнилось два. Он прятался за материнской юбкой, пугаясь темноты и пустых камер.

Кэл посмеивается, и каждое его слово острее ножа.

– Наверное, больше он не боится темноты.

– Да уж.

«Я – тень пламени». Я поверила Мэйвену, когда он произнес эти слова, когда сказал, как сильно ненавидит свой мир. Теперь я знаю, что это все была ложь, хитрая ложь. Каждое слово, каждое прикосновение, каждый взгляд были ложью. А я-то считала себя вруньей.

Я инстинктивно призываю свои способности, надеясь ощутить биение электричества. Хоть что-то, способное дать мне искру энергии. Но ничего нет. Ничего, кроме ровной и беззвучной пустоты, дыры внутри, которая заставляет меня содрогнуться.

– Арвен рядом? – спрашиваю я, вспомнив, как он отключил мои способности и заставил наблюдать за Мэйвеном и Эларой, истреблявшими свою семью. – Я ничего не чувствую.

– Это камеры, – бесстрастно говорит Кэл.

Его руки что-то чертят на грязном полу. Он рисует пламя.

– Они выстроены из Молчаливого Камня. Объяснить не могу и даже не хочу пытаться.

Он поднимает голову; его глаза, устремленные на нескончаемую вереницу камер, горят в темноте. Мне должно быть страшно, но бояться уже нечего. Худшее случилось.

– До Боев – в те времена, когда нам еще приходилось казнить своих, – в Чашу Костей помещали самых страшных преступников. Великого Греко, который разрывал людей пополам и съедал их печень. Ядовитую Невесту. Она была анимозой из Дома Серпента и послала гадюк в постель моего прапрадеда в брачную ночь. Говорили, что его кровь превратилась в яд, столько укусов он получил.

Кэл перечисляет их, преступников из своего мира. Похоже на страшилки, какие рассказывают детям, чтоб слушались.

– А теперь мы. Принц-Изменник, вот как меня назовут. «Он убил отца ради короны. Не мог подождать».

Я невольно добавляю:

– «Его заставила та стерва». Вот как об этом будут сплетничать.

Мысленно я представляю себе, как о нашем «преступлении» кричат на всех углах, со всех экранов.

– Они обвинят меня, девочку-молнию. Я наполнила твои мысли ядом, совратила тебя. Заставила.