– Куда пойдем сначала? – спросил Чарли, наклонившись к Гариону.

Губы амхара изогнулись в убийственной усмешке. Он пальцем указал на соседнее здание с раскачивающейся на ветру деревянной табличкой. Чарли заметил на ней изображение кружки. Стены дома были покрыты пятнами от старости, но окна лучились теплом.

Гарион соскользнул с лошади, не выпуская поводья из рук.

– Куда же еще?

У таверны оказался такой маленький внутренний двор, что Чарли не ожидал от него многого. Вместо этого к ним тут же подбежали два конюха. Они явно горели желанием поставить их лошадей в стойла. И получить щедрую оплату.

От внимания Чарли не укрылось, как при виде монеты Древних оба конюха прищурились и потерли пальцами изображение оленя. Приветливые улыбки исчезли, и мужчины мгновенно помрачнели. Однако монету не вернули и, коротко кивнув, увели лошадей прочь.

– Я впервые в жизни расплатился настоящей монетой, а люди воротят нос, – едва слышно проворчал Чарли.

В общем зале таверны с низким потолком висел дым от полыхавшего в очаге огня, а у барной стойки сидело и стояло несколько завсегдатаев. Заведение оказалось весьма достойным, и Чарли был приятно удивлен качеством обслуживания. Всего за несколько секунд им с Гарионом предоставили комнату на несколько дней, пополнили запасы провизии и подали отличный обед. Вино немного кислило, но Чарли все равно сделал жадный глоток и позволил себе откинуться на спинку маленького стула.

Пусть Гарион уже не принадлежал Гильдии амхара, его старые привычки не изменились. Он сидел в углу, прижавшись спиной к стене, и неустанно следил за происходящим в зале. Чарли не возражал. Он был рад хоть немного передохнуть от тревог, переложив заботы на плечи Гариона.

– Что ж, – наконец произнес Гарион, приподняв бровь.

– Что ж, – фыркнул Чарли в ответ.

Выглянув в окно, он увидел, что тяжелая морось превратилась в настоящий ливень. По слегка треснутым стеклам стекали крупные дождевые капли.

Хотя Чарли изо всех сил старался расслабиться, он не мог перестать нервно постукивать ногой по полу.

Гарион склонил голову набок и прищурил блестящие темные глаза.

– Что тебя тревожит, Чарли?

– Лучше спроси, что меня не тревожит, – огрызнулся тот и тут же поморщился, осознав, что слова прозвучали резче, чем ему хотелось. В его висках запульсировала тупая боль, и он распустил тугую косу, позволив влажным волнистым волосам рассыпаться по плечам. Затем скинул с себя мантию – воздух в таверне был слишком теплым и спертым. Большую часть вещей уже отнесли наверх, в их комнаты, но Чарли оставил при себе свою котомку. Там лежало самое ценное, что у них только было: его поддельные печати и чернила, но самое главное – письмо Эндри к матери, аккуратно спрятанное между чистыми листами пергамента.