«Ребра ушиблены. Запястье растянуто».

Проведя языком по полости рта, Сораса поморщилась и сплюнула на песок выбитый зуб.

– Нет, я не ранена, – сказала она вслух.

Губы Дома растянулись в отчаянной улыбке. На мгновение он обмяк, а потом откинулся назад, опершись локтями о землю, и поднял лицо к небу. Его глаза закрылись всего на секунду.

Сораса знала, что его боги слишком далеко отсюда. Он сам говорил ей об этом. Божества Глориана не слышали своих детей, затерявшихся в этом мире.

И все же Сораса не сомневалась, что Дом сейчас молится. Правда, она не знала, вызвана ли эта молитва приливом благодарности или гнева.

– Хорошо, – наконец сказал он и снова выпрямился.

Ветер взъерошил его распущенные волосы, и Сораса наконец-то окинула его внимательным взглядом – впервые с того момента, как потеряла сознание. Как тирийский корабль загорелся и кто-то схватил Сорасу за талию, потянув ее за собой в темные воды океана.

Ей не нужно было предполагать, кто именно это сделал.

Изорванная одежда Дома давным-давно высохла. На нем по-прежнему были рубашка и кожаная жилетка, но чужая мантия, которую он носил в последнее время, пошла на корм морским змеям. В остальном он выглядел целым и невредимым. Только на тыльной стороне его ладоней виднелись новые шрамы, похожие на пугающие ожоги от веревки. «Их оставила змеиная чешуя», – догадалась Сораса. Перед ее мысленным взором предстал морской змей, свернувшийся кольцами. Он был больше, чем их мачта, а его чешуя сверкала, как темная радуга.

У Сорасы перехватило дыхание, когда она увидела, что на Доме нет ни пояса, ни ножен. Ни меча.

– Дом, – выдохнула она, потянувшись к нему рукой. Одни лишь инстинкты заставили ее остановиться в нескольких дюймах от его бедра.

Он обеспокоенно нахмурился.

– Твой меч.

У него на лбу пролегла глубокая морщина, и Сораса тут же обо всем догадалась. Она оплакивала потерю кинжала, который она заработала своим трудом несколько десятилетий назад, а затем принесла в жертву горящему замку. Она и представить не могла, как чувствовал себя Дом, лишившись клинка, которому было несколько сотен лет.

– Что сделано, то сделано, – наконец сказал он. А затем потянулся к рубашке и расстегнул воротник, обнажив полоску белой кожи, под которой угадывались контуры твердых мышц.

Сораса опустила взгляд, чтобы он мог привести себя в порядок.

Только когда ее виска коснулось что-то мягкое, она подняла глаза.

Ее сердце забилось быстрее.

Дом не встретился с ее взглядом. Он продолжал сосредоточенно очищать ее рану лоскутом ткани.