Дом попытался оттолкнуть Сарн от себя и вырвать из ее руки иголку.
– Я мог бы справиться и сам, – выпалил он.
Только сейчас, увидев рану при солнечном свете, Дом осознал, насколько серьезной она была. И хоть ему страшно не хотелось это признавать, он не мог не отметить, что убийца отлично умела накладывать швы.
– Почему-то я сильно в этом сомневаюсь, – безжалостно ответила она.
– А я почему-то надеялась, что мне хотя бы сегодня не придется выслушивать ваши дурацкие пререкания, – вмешалась Корэйн и надавила ладонями на плечи Древнего. Он повалился обратно на живот, недовольно фыркнув. – Я и так вынуждена переживать из-за королевы, ее армии и моего треклятого дядюшки. Вы не могли бы оказать мне любезность и не пополнять этот список?
К своему удивлению, Дом почувствовал себя нашкодившим ребенком. Его щеки вспыхнули.
– Я не стану платить вам ни монетой больше, Сарн. Вы не получите больше
– Что ж, в ближайшие пару лет мне хотелось бы выжить и проследить за тем, чтобы мир не обратился в адское пепелище, – невозмутимо отозвалась Сарн, разбив все его надежды. – Видимо, чтобы достичь этой цели, надежнее всего будет сопровождать девчонку, раз уж от тебя все равно нет никакой пользы.
– А от одной-единственной убийцы польза есть? – ядовито спросил Дом. Сарн снова пронзила его кожу иголкой – грубее, чем это было необходимо. Древний не сопротивлялся; его тело уже излечивало себя. Боль утихала с каждым мгновением, и он воспринимал этот факт как повод для гордости.
До того момента, пока Сарн не опустила голову и ее губы не оказались в нескольких дюймах от его ребер. Дом ощущал, как ее дыхание скользит по шву, оставшемуся от раны. Когда убийца затянула последний стежок и перекусила нитку, Древний едва удержался, чтобы не спрыгнуть со стола. Сарн выпрямила спину; ее лицо оставалось спокойным, но в глазах сверкали искры триумфа.
Корэйн, стоявшая позади Дома, не смогла подавить смешок.
– Я возьму с собой тех, кто согласится пойти, – проговорила она, похлопав Дома по плечу. – Мы должны исполнить свой долг, каким бы ни был наш следующий шаг.
Она перевела взгляд в дальний угол. Дом присел и, обернувшись в ту же сторону, увидел Веретенный клинок, прислоненный к стене и наполовину прикрытый каким-то мусором. По полу перед ним тянулась полоска света, в которой кружились пылинки. Сейчас, находясь внутри мельницы, он ничем не отличался от обычного меча и даже не казался таким уж древним. Драгоценные камни на гарде как будто поблекли, а сталь потускнела. Дом помнил, как этот меч лежал в сокровищнице Айоны, окруженный сотней свечей и отражавший отблески их пламени. Он хранился там в течение сотен лет, и безжалостный ход времени был над ним бессилен. Древний помнил, как Кортаэль впервые взял Веретенный клинок в руку, когда ему пришла пора вступить в свои права. Меч не обладал магией – если не считать его связи с Веретенами, – однако тогда Дому показалось, что он зачаровал Кортаэля. Этот клинок был частью погибшего мира и народа, от которого остались лишь единицы. Он разговаривал со своим наследником, пусть Дом и не понимал, как это возможно. Теперь Древний задавался вопросом: говорит ли клинок с дочерью Кортаэля точно так же, как это происходило с ее отцом? Он не знал. Корэйн не была для него открытой книгой, которую можно прочесть. Ее взгляд постоянно метался, а ум работал в бешеном темпе. Ее сознание слишком быстро сворачивало с одной тропинки на другую, чтобы он мог за ним последовать.