Он покачал головой.

– Значит, главное для Таристана – это вскрывать Веретена, что бы из них ни явилось.

– Либо он прекрасно понимает, что делает, – вставила Корэйн. – И хочет заполонить Долгое море морскими чудовищами, отрезав одну половину мира от другой. – Она сжала руки в кулаки. – Он пытается лишить нас связи с Айбалом, Кейсой, Сардосом и Найроном. Заблокировать их войска и флот. И не дать им возможности предложить нам помощь, – прошипела она. Усталость схлынула с нее, уступив место гневу. – Это хорошая стратегия.

– С каждым сорванным Веретеном Вард слабеет, независимо от того, куда открывается проход, – проговорил Чарлон, тяжело вздохнув. Казалось, его слова отбросили на их лица тень, которая была мрачнее всех предыдущих. – Когда загорается Веретено, гармония нарушается. Их существование оскверняет нашу землю и ее богов.

Чарлон закрыл глаза, поцеловал свои ладони и быстро поднял их к небу. Это был священный жест.

– Когда-то вы были жрецом, – пробормотала Корэйн, глядя на его руки.

Чарлон ей подмигнул.

– Совсем недолго, – проговорил он, широко ухмыляясь. – Но успел понять, что обет целомудрия – это не для меня.

Все рассмеялись. В этот момент Дом услышал, как половицы заскрипели под чьими-то тяжелыми шагами, и ощутил легкие колебания воздуха, которые исходили от движущегося тела. Он обернулся и увидел, как через общий зал в их сторону идет статная женщина, почти не уступавшая ему ростом.

На ней были броня и наголенники из вываренной кожи, а за ее спиной болтался топор – создавалось впечатление, что он приносит ей не больше неудобств, чем обычная мантия. Она шла вперед уверенной походкой, топая по полу сапогами, до колена измазанными в грязи. Судя по ее доспехам, скуластому лицу и темно-бронзовой, словно отполированная монета, коже, она была родом из степей Темуриджена. Ее коротко остриженные, но очень густые волосы цвета воронова крыла, падали ей на одну бровь. Она прищурила зоркие, как у хищной птицы, глаза, сосредоточившись на единственной цели. Она напомнила Дому одного из падших Соратников – Сурима из Таримы, который проскакал полмира лишь ради того, чтобы умереть.

Путешественники благоразумно расступались перед ней, зная, что иначе она отодвинет их сама. Ее лицо было здесь известно; ее уважали, если не сказать больше – боялись. Дом обернулся, чтобы преградить ей путь, но она замерла в нескольких шагах от него. Ее улыбка была остра, словно нож.

– Как жаль, что ты бросил иллюстрировать манускрипты и начал их подделывать, – усмехнулась она, уперев руку в бедро. У нее были узловатые, испещренные шрамами пальцы – видимо, они не раз заживали после переломов.